Пьер Бенуа - Атлантида

«Долгое время я изучал вместе с доном Гранже эту грандиозную эпопею противодействия туземного населения арабам-завоевателям. Вместе с ним мы проследили движение армии Сиди-Окбы, одного из учеников Пророка, и его проникновение в пустыню, с целью покорения великих туарегских племен и подчинения их влиянию и культу мусульманства. Эти племена находились тогда в цветущем состоянии и славились своим богатством. То были: ихогарены, имедедрены, ваделены, кель-гересы и кель-аиры. Но внутренние раздоры ослабляли силу их сопротивления. Тем не менее, они оказывали врагу поистине могучий отпор, и только после долгой и жестокой войны арабам удалось овладеть столицей берберов. Они сравняли ее с лицом земли, истребив все ее население. На ее развалинах Окба построил новый город — Эс-Сук. Город же, разрушенный Сиди-Окбой, назывался Тадмеккой берберийской. И вот, в связи с этими фактами, дон Гранже и поручил мне съездить к развалинам мусульманского Эс-Сука и попытаться откопать под ними следы Тадмекки берберийской, а может быть, и христианской.

— Понимаю, — проговорил я.

— Отлично, — продолжал Моранж. — А теперь я попрошу вас уяснить себе практический дух моих хозяев-монахов. Не забывайте, что даже после трех лет моей монастырской жизни они все еще сомневались в прочности моего призвания. И вот они нашли средство испытать его раз навсегда и в то же время использовать этот официальный искус в своих собственных интересах. Однажды утром меня позвали к отцу-настоятелю, и вот с какой речью он обратился ко мне в присутствии дона Гранже который лишь молча ему поддакивал: «— Срок вашего временного пребывания в запасе кончается через две недели. Вы отправитесь в Париж и подадите министру прошение о том, что вы снова хотите поступить на службу. С теми знаниями, которые вы здесь приобрели, и при помощи тех связей, которые мы имеем в главном штабе, вам нетрудно будет получить место в военно-географическом управлении. Когда вы окончательно устроитесь на улице Гренель, вы получите он нас инструкции».

Их доверие к моим познаниям сильно меня удивило. Но я понял, его, когда снова оказался на службе, в чине капитана, в военно-географическом управлении. В монастыре постоянное соприкосновение с доном Гранже и его сотрудниками поддерживало во мне убеждение в слабости и недостаточности моих сведений. Но, столкнувшись с товарищами, я понял все превосходство полученного мною в святой обители образования. О выполнении возложенного на меня монахами поручения мне даже не пришлось заботиться. Его дали мне сами министерства. Моя личная инициатива проявилась только в одном случае: узнав, что вы отправляетесь из Варглы в настоящее путешествие и считая себя не без основания исследователем довольно посредственным, я принял все меры к тому, чтобы отсрочить ваш отъезд и иметь возможность к вам присоединиться… Я надеюсь, что вы уже перестали на меня сердиться.

Дневной свет быстро убегал на запад, где солнце садилось в пышных складках огромного, небывало роскошного светло-голубого занавеса. Мы были одни посреди необозримой пустыни, у подножия черных, застывших в мрачном молчании, скал. Никого, кроме нас. Никого, никого, кроме нас.

Я протянул Моранжу руку, которую он пожал. Потом он сказал:

— Если я нахожу бесконечными те несколько тысяч километров, что отделяют меня от минуты, когда я, выполнив возложенное на меня поручение, смогу, наконец, найти в монастыре забвение от жизни, для которой я не был создан, то позвольте вам сказать следующее: в этот час мне кажутся необычайно короткими те несколько сот километров, что отделяют меня от прибытия в Ших-Салу, где мне придется с вами расстаться.

В тусклом зеркале родника, сверкавшего как большой серебряный гвоздь, заблестела звезда.

— В Ших-Салу, — тихо повторил я, чувствуя, как мое сердце сжимается от невыразимой грусти. — О, до нее еще далеко! Мы еще не скоро туда доберемся.

И действительно, нам не было суждено доехать до Ших-Салы.

Ударом своей железной палки Моранж отколол кусок от темного чрева горы.

— Что это? — спросил он, протягивая мне камень.

— Перидотитовый базальт, — ответил я.

— По-видимому, штука неинтересная: вы едва удостоили ее взглядом.

— Напротив, очень интересная. Но в данную минуту меня занимает, скажу вам откровенно, совершенно другая вещь.

— Что именно?

— Посмотрите-ка туда, — сказал я ему, указывая на западную часть горизонта, где, по ту сторону белой равнины, виднелась черная точка.

Было шесть часов утра. Солнце уже взошло. Но глаза напрасно искали его на необычайно чистом небе. И ко всему — ни малейшего ветерка, ни малейшего движения воздуха.

Вдруг один из наших верблюдов жалобно закричал.

Огромная антилопа, выпрыгнув в паническом страхе из прозрачного тумана, ударилась головой о стену скал и, точно вкопанная, остановилась в нескольких шагах от нас, глядя вперед бессмысленными глазами и дрожа на своих тонких, стройных ногах.

К нам подошел Бу-Джема.

— Когда ноги мехари подгибаются, это значит, что столбы, на которые опирается небесный свод, тоже скоро затрясутся, — проговорил он.

Моранж пристально на меня посмотрел, а затем устремил свой взор на видневшуюся на горизонте черную точку, ставшую к тому времени вдвое больше.

— Будет гроза?

— Да, гроза.

— И это дает вам повод для тревоги?

Я ответил ему не сразу, будучи занят коротким и быстрым разговором с Бу-Джемой, который старался успокоить начинавших нервничать верблюдов.

Моранж повторил свой вопрос… Я пожал плечами.

— Для тревоги? Не знаю… Мне еще не приходилось видеть непогоду в Хоггаре. Но необходимо приготовиться. Я имею основание думать, что та гроза, которая на нас надвигается, весьма серьезна. А впрочем, посмотрите сами.

Над скалистым плоскогорьем поднялась легкая пыль.

В неподвижном воздухе уже начали кружиться песчинки, все скорее и скорее, а потом с головокружительной быстротой, давая нам заранее миниатюрное зрелище того грозного явления, которое, казалесь, мчалось нам навстречу.

Мимо нас пронеслась, испуская пронзительные крики, стая диких птиц. Они летели с запада, очень низко над землей.

— Они спасаются бегством в сторону Амандгорской себхи, — сказал Бу-Джема.

«Сомневаться больше невозможно», — подумал я.

Моранж испытующе смотрел на меня.

— Что нам делать? — спросил он.

— Тотчас же сесть на верблюдов и постараться, пока они еще окончательно не взбесились, немедленно укрыться за каким-нибудь холмом или возвышением почвы. Этого требует наше положение. Лучше всего было бы, конечно, двинуться по руслу какого-нибудь высохшего уэда. Но через четверть часа гроза разразится. А через полчаса здесь понесутся бурные потоки. На здешней почти водонепроницаемой земле дождь разливается наподобие воды, которою поливают из ведра асфальтовый тротуар. Ни одна капля не уходит в почву: все остается наверху. Вот, посмотрите.