Пьер Бенуа - Атлантида

— Поймите, — продолжал он более спокойно, — поймите ошибку людей, которые, веря в существование Атлантиды, вздумали объяснять катаклизм тем, что чудесный остров погрузился в морские волны. Все они допускали поглощение земли водой, а на самом деле не океан затопил навсегда сушу, а суша поднялась из океана. Новые земли вынырнули из вод Атлантики. Пустыня заступила место моря. Себхи, солончаки, Тритоновы озера и песчаные Сирты 33, — все это печальные следы зыбких волн, которые рассекали когда-то плывшие на завоевание Аттикн корабли. Песок еще лучше, чем вода, поглощает цивилизации. От прекрасного острова, из которого море и ветры cделали гордую зеленую корону, ныне не осталось ничего, кроме этого обугленного горного массива. Все, что еще сохранилось в этой скалистой и навсегда оторванной от живого мира котловине, это — чудесный оазис, который лежит у ваших ног, эти ярко-красные плоды, этот водопад, это голубое озеро, — все эти священные свидетели исчезнувшего золотого века. Вечера вечером, прибыв сюда, вы миновали пять оград: три морских, навеки высохших, и две земляных, сооруженных из прохода, через который вы вчера проехали на верблюдах и над которым когда-то плавали триремы. Единственное, что еще уцелело от великой катастрофы и сохранило, в своем былом великолепии, еще некоторое подобие своего прошлого, это — вон та гора, та самая, куда Нептун заключил свою возлюбленную Клито, дочь Эвенора и Левкиппы, мать Атласа, прапрародительницу нашей повелительницы Аитинеи, во власти которой вам суждено остаться навеки.

— Сударь, — сказал Моранж, с очаровательной учтивостью, — если бы мы пожелали узнать от вас о причинах и цели нашего плена, то это было бы, конечно, вполне естественно. Но я хочу вам доказать, в какой степени меня интересуют раскрываемые вами тайны, и потому откладываю до другого времени этт вопрос личного свойства. На этих днях мне удалось найти, в двух различных пещерах, надпись на тифинарском наречии, гласящую — Антинея.

Мой товарищ может вам подтвердить, что я принял это имя за греческое. Я понимаю теперь благодаря вам и божественному Платону, что я не должен больше удивляться, если варвара называют греческим именем. Но я все-таки нахожусь в сильном затруднении относительно этимологии этого слова. Можете ли вы просветить меня на этот счет.

— Постараюсь это сделать, — ответил Ле-Меж. — Впрочем, должен вам сказать, что вы не первый спрашиваете меня об этом. Большинство путешественников и исследователей, которые прошли здесь перед моими глазами за десять лет, были завлечены именно таким образом, заинтересовавшись этой греческой вокабулой на тифинарском языке.

Я даже составил довольно подробный каталог всех этих надписей и тех пещер, где их можно найти. Все они, или почти все, заключают в себе слова: «Антинея… Здесь начинается ее царство». Я сам велел подкрасить охрой те из них, которые уже начинали стираться… Но вернемся к тому, о чем мы говорили. Надо заметить, что все европейцы, завлеченные сюда этой эпиграфической тайной, тотчас же забывали об этимологии этого слова, как только они попадали во дворец Антинеи. У них немедленно появлялась другая забота. По этому поводу можно бы сказать очень много о том, какое ничтожное значение имеют чисто научные вопросы даже для ученых, и как быстро эти господа жертвуют ими ради самых низменных земных интересов, в особенности, например, если дело касается их собственной жизни.

— Если позволите, мы побеседуем об этом как-нибудь в другой раз, — сказал Моранж все с тою же поражавшей меня учтивостью.

— Это отступление от темы преследовало только одну цель: доказать вам, что я не причисляю вас к этим недостойным мужам науки. Вы, действительно, интересуетесь корнями имени «Антинея», нисколько не заботясь о том, чтобы узнать, какой женщине оно принадлежит, или о том, какие причины побуждают ее держать вас в плену вместе с вашим товарищем.

Я пристально посмотрел на старикашку. Но он говорил с самым серьезным видом.

«Тем лучше для тебя, — думал я. — А не то я давно бы выбросил тебя через окно, чтобы ты мог там на свободе иронизировать. Надо полагать, что в Хоггере законы падения тел — такие же, как и везде».

— Я не сомневаюсь, — продолжал Ле-Меж, обращаясь к Моранжу и нисколько не смущаясь моим сверкающим взором, — я не сомневаюсь в том, что вы уже составили несколько этимологических догадок, когда вы увидели в первый раз слово «Антинея». Не найдете ли вы возможным мне их сообщить?

— Конечно, — сказал Моранж,.

И он перечислил весьма обстоятельно все этимологические объяснения, о которых я уже говорил.

Маленький человек с широким вишневым галстуком потирая руки.

— Очень хорошо, — отчеканил он с выражением величайшего торжества. — Чрезвычайно хорошо для тех скудных сведений по части эллинизма, которыми вы должны, естественно, располагать. И все-таки это неверно от начала до конца.

— Я вас именно потому и спрашиваю, что я сам в этом сомневаюсь, — мягко произнес Моранж.

— Я не буду вас больше мучить, — сказал Ле-Меж.Слово «Антинея» разлагается следующим образом: «ти» — не что иное, как берберийская вставка в это чисто греческое имя; «ти» — признак женского рода в грамматике берберов. У нас есть много примеров, иллюстрирующих такие вставки. Возьмите хотя бы слово Типаза, название города в Северной Африке. Оно значит

—«целый» и образовалось от «ти» и ЯЙУ. В сущности, «тинея» означает «известие, новость», от «ти» и еа.

— А приставка «ан»? — спросил Моранж.

— Неужели, — возразил Ле-Меж, — я целый час толковал вам о «Критии» только для того, чтобы добиться такого жалкого результата? Ясно, как день, что сама по себе приставка «ан» не имеет значения. Но вы поняли бы ее смысл, если бы я вам сказал, что мы имеем дело с интересным случаем грамматического усечения. Дело в том, что надо читать не «ан», а «атлан». «Атл» выпало в силу усечения, и осталось «ан». Короче говоря, слово Антинея разлагается следующим образом: Ti-vea-a rXAv. И его значение-«новая Атланта» — выявляется блестящим образом из этого доказательства.

Я посмотрел на Моранжа. Его изумлению не было границ. Берберийская приставка «ти» сразила его, как громом.

— А вы имели случай проверить эту оригинальную этимологию? — произнес он, наконец, с трудом.

— Вы сами можете это сделать, заглянув в некоторые из этих книг, — ответил пренебрежительным тоном Ле-Меж.

И он открыл, один за другим, пять, десять, двадцать стенных шкафов. Нашим глазам представилась беспримерная по своему богатству библиотека.

— Здесь все… здесь есть все, — бормотал Моранж, и голос его странно дрожал от удивления и какого-то внутреннего страха.

— По крайней мере, решительно все, что заслуживает внимания, — сказал Ле-Меж. — Все великие труды, утрату которых оплакивает так называемый ученый мир.