Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1

От приятных и размеренных мыслей развлекли меня странные звуки, слишком отчётливо различимые в однообразном стрёкоте крылатых насекомых, влекомых инстинктом охоты и магическим притяжением холодной ночной странницы. Скрип чьих-то шагов замер в точности напротив моей двери, заставив меня насторожиться и краем глаза заглянуть в окно своей каморки. Попытка тихо открыть её не удалась, и вскоре царапающий скрежет известил меня о том, что некто пытается проникнуть в комнату, просунув лезвие в щель и сбросив крючок запора с кольца. Через секунду дверь начала своё беззвучное скольжение в петлях, но вскоре замерла, давая возможность таинственному посетителю осмотреть часть комнаты в крохотный просвет. Увы, щель, обращённая в другую сторону, не позволяла мне видеть его, посему я, изготовившись к прыжку, терпеливо ждал момента, чтобы удобно застать вора врасплох. Лишь спустя несколько томительных минут, когда я уже подумывал, не удалился ли прочь обознавшийся посетитель, тёмная фигура опасливо прокралась внутрь. Очевидно, яркий свет луны мешал ему после темноты коридора сразу обнаружить меня, должного, по его предположению, мирно почивать в постели. Мне же, находящемуся в тени, он стал прекрасно виден. На беду, лицо его оказалось наглухо закрыто арабским платком, какие повязывают бедуины, оставляя сверкать лишь чёрные глаза. Взгляд их упал на заваленный письмами стол, и он схватил что-то, лежавшее там. Стерпеть копание этого человека в драгоценных мне посланиях оказалось выше моих сил. Громко повелев ему замереть, я изловчился и прыгнул в окно, но неудачно зацепился за край и едва не растянулся на полу. С проворством крысы незнакомец юркнул в дверь, я бросился за ним, но он сумел уже отдалиться от меня на несколько шагов. В чуткой тишине коридора, достигнув порога кромешной тьмы, я остановился. Я не слышал его топота по лестнице, значит, враг прятался где-то неподалёку. Что удержало его от бегства и заставило затаиться: слепота или расчётливый план? Сдерживая дыхание, он мог стоять даже на расстоянии вытянутой руки. Что сжимал он в ней, что готовился обрушить на меня? Я не знал. Погоня могла обернуться поражением в единый миг, как уже случилось однажды в доме Прозоровского. Принуждённый отступить, я мог утешать себя лишь тем, что этот вор более уже не станет бросать вызов судьбе и оставит меня в покое. Но отныне следовало держать ухо востро: где один, там могли явиться и другие.

Наутро, разбуженный ударами в доску, собирающими к ранней обедне, я отправился на поиски Прохора. Против ожидания, найти его оказалось непросто, и короткая его записка ничем не помогла. Отчаявшись, я направил стопы свои к оживлённому базару, чтобы совершить покупки, необходимые для украшения моего жилища и, в конце концов, обнаружил его как раз в кипящей глубине огромного рынка у старого порта, торгующимся с каким-то улыбчивым худосочным арабом за шесть штук яркой расцвеченной ткани. Общение, более напоминавшее вольный контрданс, в котором партнёры то сходятся, то двигаются врозь, увлекло обоих, и я невольно залюбовался их яростным чаепитием у кальяна размером с иерихонскую трубу, размышляя, правильно ли я поступил в одном загадочном обстоятельстве. Дело в том, что в блужданиях своих набрёл я в пёстрой толпе на одну показавшуюся знакомой фигуру и, глазея окрест, лишь случайно не ударился о её спину. Немедленно отстав и чуть затерявшись, я издали выглядывал в попытке понять, не обманулся ли в своих предположениях. Следовать вдали, не теряя её из виду, оказалось весьма просто: очень малая примесь европейцев статью и одеждой выделалась на улице среди туземцев как пироскафы среди галер в порту или в лексиконе. Но возможности разглядеть лица мне так и не представилось. Тут уж я едва не бросился вдогонку, чтобы объясниться с этим человеком, но после передумал. Если тот находится в этом городе для встречи со мной, то почему я должен облегчать его задачу, затеянную с неведомой целью? Не найдя доводов разума, я отложил решение до будущих времён, тем более что таинственный незнакомец ночи никак не походил по приметам на этого человека.

– А ты времени даром не теряешь, купец Хлебников! – хлопнул я по плечу бывшего ямщика минут пять спустя, осознав, что дело у торговцев обещает сложиться не скоро, раз каждый принялся чертить чубуками в воздухе им одним понятный расклад.

– Мещанином записан! А купец поневоле. Вишь, какое дело, не желает бусурман давать рассрочку-с, – как ни в чём не бывало, громко отозвался Прохор, даже не повернув ко мне головы, словно бы расстались мы с ним только за завтраком, а не минуло тому полгода. – Брат просил. Я сюда хлеб провожал, а отсюда тряпьё ему пошлю. Так прибытку больше, чем через Царьград торговать. Корабль назавтра плывёт-с, а я третий день сюда хожу как губернский регистратор в присутствие: всё никак не сторгуемся. Сам посуди, тебя нет, кормовые кончились, хоть плачь, надо же мне себя харчами обеспечивать. А то ищи-свищи меня у патриархата в Иерусалиме, где нищим суп раздают.

Глядя на его тщательно выбритые лоснящиеся щёки и причёску, надеваемую ярославскими приказчиками перед объяснением в любви, я подумал, что он-то, пожалуй, нигде не забедствует.

Прохор меж тем, вздохнув, поднялся, и жестами приказал отправить товар на судно, на что лавочник захехекал, предложив, насколько я уразумел, вперёд заплатить за ткани. Прохор махнул на него, после чего в ближайшем трактире за пилавом я посвятил его в дела, не упомянув о ночном происшествии.

– Третий месяц торчу тут вороной на оглобле, вот, по-ихнему уже кое-как понимать начинаю. Дорого всё – до слёз. Твои-то авансы в море ещё кончились. Дальше свои-с. Вот-с. – Он извлёк из-за пазухи бумагу, исписанную старательными строчками. – Гляди, к примеру-с, семьдесят копеек за перевоз на берег басурман взял!

– Столько лихач берёт с Невского на Мойку. А тут – на лодке кататься.

– Столько я с тебя взял за сто вёрст, – сказал он, но я не стал опровергать его преувеличений, а он сообщил: – Вместо семидесяти копеек предложил я им в морду.

– На каком же языке? – рассмеялся я.

– Это на любом понятно, – выставил он кулак. – Когда к носу. Гривенник за лодку ему дал, и сам правил, вот до чего издержался-с. А когда турок полез возмущаться, я ему втолковал, что это он ещё мне должен полтинник за то, что я его обратно на берег отвёз. Суди сам: гривенник – лодка, ещё один – подача, а семьдесят доставка. Полтинник и выходит. Да я покажу тебе его. Такой, в чалме. Мусселиму на меня наябедничал, пришлось отдать.

– Знаешь ты, кто спрашивал меня в консульстве? – спросил я его, кончив с обрядом назначения его в секретари, и приняв от него подробный счёт понесённых расходов.