Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 1

«Да мало ли что кому может вздуматься! Так недолго обвинить кого угодно во всех тяжких. Важно то, что есть на деле!» – едва не воскликнул я в гневе, но вовремя остановился. Вести спор со слугой, хоть и в звании секретаря, нелепо, вдвойне нелепо негодовать на чужой образ мысли, имея такой же. Тем более что в голову к Карнаухову я залезть не мог, за него додумывал недалёкий Прохор.

– В Мегиддо среди багажа камня не сыскали, – успокоившись, уже лениво сказал я. – Потом два раза квартиру мою обыскать не получилось, в третий раз вроде обшарили, да не нашли. Потому решили ограбить, что думали, конечно, что я скрижаль с собой в карманах таскаю и спать с ней ложусь?

– А ты почём знаешь, кто и сколько раз тебя обыскивал? – пробурчал Прохор.

А ведь и тут он снова прав! Не раз мне казалось, что вещи мои обнаруживались не на тех местах, где я оставлял их: и на корабле по пути в Яффу, и в Иерусалиме, и здесь, в Бейруте! И по части кошелька – как в воду глядит. Тот разбойник, которого допрашивали мы с Прохором, ведь не денежную печать искал – скрижаль с письменами! Вспомнил я, что грабители, перерывшие комнату мою ранее, не позарились на печать, значит – и они искали загадочный камень.

– Карнаухов, Голуа, Прозоровский… Но отчего он – или они – ищут с таким упорством! – воскликнул я в сердцах. – Ведь никто не мог знать наверное, что скрижаль у меня!

– Разве что Ведун им нашептал, – Прохор склонил свою голову прямо к моему уху.

Обернувшись, я упёрся взглядом в его осклабившуюся физиономию и хищный прищур чёрных глаз. От неожиданности я криво натянул поводья, и неказистый лошак мой, дёрнувшись влево, чуть не осыпался вслед за мелкими камнями с рыжего откоса. Так вот в чём дело! Почему же мне самому не пришло это в голову? У меня оставался какой-то нехороший осадок с того дня, и никак не мог я себе объяснить его причину. Все его речи виделись бестолковыми, как предсказания цыганки, и не хотел я выделить из плевела его пустых угроз рационального зерна. Но Ведун говорил, что видел скрижаль трижды, а с чего бы ему лгать? Всё сходилось: сперва Прозоровский, потом Карнаухов, третий я – все мы привозили к нему камень в свой черёд. Игнат знал его и мог вернуться – так сказать, погадать на удачу. А Ведун, положим, возьми, да и выложи всё. Имя моё он прочитал же в бумагах. А расстались мы со стариком по моей же неосторожной вспыльчивости врагами, вот и решил чужими руками отомстить – так и воплотилось бы собственное его предостережение «быть беде».

– Да, – обескураженно молвил я после долгого молчания, – Ведун знал что-то о её ценности, и полагал, что я тоже, раз упирался да спорил – так, видать, и сказал вору… или князю. А уж тот, думая по ошибке, что я храню эту пакость пуще ока, готов раз за разом пускаться в грязные дела…

– Ить не отстанет, бестия. А что, штука-то важная, почище кошелька, – в который уж раз заметил в своём духе Прохор.

– Да что ты заладил: важная, важная! – чуть не вскричал я. – Что же это за важность такая, что подсылают людей меня обыскивать да грабить?

– Про то князь знает, – ответил Прохор и добавил, полушёпотом: – А то, может, и маляр его, а?

Час от часу не легче! Артамонов никогда не упоминал о камне, и теперь помалкивал, но это в изменчивых моих рассуждениях уже ничего не значило. В день, когда я Артамонова первый раз в Бейруте встретил, выследили меня – прямо от порога его дома. А подстроить ту нашу первую встречу на берегу он тоже вполне мог. Устроил эскизы у тропинки, мимо которой мне никак не пройти из-под обрыва… А что, если продлить мысль Прохора про Ведуна дальше? Ведь очень уж он хотел сам завладеть обратно вещью, которую считал своей. Вряд ли так просто мог уступить её Карнаухову. Откуда у него похожий камень, я догадаться мог, но пока предпочитал не идти далее в своих рассуждениях. Теперь же пришлось продолжить мысль: а почему, собственно, считал старик своим наследством нечто раскопанное князем Прозоровским? М-да. Выходит, не один князь окопался на болотах! Но предположить, что этот отшельник явился в Бейрут и вершит ночные потехи… нет, больше и думать об этом я не желал. Немалого труда стоило мне обратиться в мыслях к походам крестоносцев или осадам Наполеона, кои, казалось, должны были навевать сами эти горы и скалы, но раз за разом возвращался к своим загадкам, как возвращаются к несправедливо причинённой обиде.

Мы двигались весь день и всю ночь, намеренно свернув с большой дороги и предпочтя еле заметные тропы, выдерживая лишь самое общее направление, даваемое солнцем и звёздами. Животные устали и еле плелись. Мы останавливались на час-другой, чтобы размять члены и поискать воды. Я рассчитывал, что погоня, буде такая собрана, отстанет, не найдя нас на большаке. В темноте мы еле нащупывали проходы меж скал и каменных валов и, отвлёкшись на свои мысли, я не сразу осознал, что мы сбились с пути и заблудились. Когда и своих следов мы не смогли найти, чтобы вернуться к прошлой развилке, то, не разбивая лагеря, улеглись прямо на землю, расчистив места от острых камней и закутавшись в верблюжьи одеяла.

Утро осветило нам ужасную правду: мы обнаружили себя в лабиринте. Далее ста саженей в любую сторону ничего не было видно за нагромождениями породы. Даже не имея целью спутать следы, мы запутались так, что не представляли, где вход. О поиске же другого выхода не могли мы и помыслить. Проводник обречённо зудел сквозь зубы одно только слово, смысл которого дошёл до меня не вдруг.

Артамонов уверял, что мы угодили в какое-то вулканическое хитросплетение, на том основываясь, что неподалёку от Неаполя ему встречались такие же завалы грубой породы, с той разницей, что имели здесь они масштаб несопоставимый. Я припомнил, что знал об этой местности, и убедился, что память моя содержит всё, что предостерегало бы от сих краёв. Много слышал я дурных преданий о месте, куда угораздило нас попасть, но никогда не думал, что окажусь в этих мрачных теснинах. Ибо никому и в страшном сне не привидится мысль искать спасения в жутком округе Леджа.

На луговом Хауране, в обширной равнине, опоясанной Антиливанским хребтом и северными отраслями заиорданской горы Аджлун, есть плоская возвышенность, отвесная со всех сторон и представляющая фигуру неправильного полигона, которого периметр в полтораста вёрст протяжения, будто крепостная стена сажен в десять вышиной, вертикально врезается в почву. Местами встречаются узкие проломы, откуда можно проникнуть вовнутрь заколдованного округа. Базальт, из которого составлена вся эта масса, являет следы вулканического своего образования, будто недавно ещё остыло действие подземного огня, её породившего. При охлаждении своём она растрескалась по всем направлениям бесчисленными рвами и щелинами, взаимно пересекающимися и образующими точно улицы старинного германского города, промеж ромбоидов, трапеций и каменистых отвесных зданий самых фантастических форм.