Рональд Уэлч - Рыцарь-крестоносец

Подъехав к воротам, Юсуф аль-Хафиз остановился и повернулся к своим хозяевам.

Сердечно поблагодарив сира Хьюго за проявленное им гостеприимство, он взглянул на Филиппа, и на лице его появилось выражение признательной нежности. Он улыбнулся.

– Не забудь, я должен тебе глоток воды, Филипп, – сказал он. – Знаешь, может быть, придет день, и я смогу отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. – Юсуф аль-Хафиз махнул рукой, взглянул на барона, снова улыбнулся и поехал по опушенному надо рвом мосту.

– Что он хотел сказать, отец? – спросил Филипп, когда они, возвращаясь в башню, пересекали широкий внутренний двор замка. Они шли медленно: стояла невероятная жара, их разморило, и спешить не хотелось.

– Кто знает? – мрачно ответил барон. – Возможно, мы узнаем что-нибудь в Иерусалиме. Мне нужно присутствовать на следующем собрании совета избранных рыцарей королевства, которое созывает король.

Поскольку сиру Хьюго не хотелось жариться весь день в седле, они отправились в Иерусалим на закате солнца, надеясь прибыть на место через двое суток. Стало уже довольно прохладно, когда небольшая группа всадников выехала из долины Бланш-Гарде; со стороны болот поднимался белесый туман, и Филипп довольно улыбнулся, ощущая тепло своего тяжелого плаща.

Сзади до него долетело приглушенное бормотание Льювеллина, проклинающего холод, по обыкновению пересыпанное странными ругательствами на арабском, валлийском и саксонском наречиях. Филипп тихонько рассмеялся: Льювеллин постоянно был сердит на весь мир, даже если этот мир не сделал ему ничего плохого. Кажется, по-настоящему счастливым он чувствовал себя только тогда, когда у него находился какой-либо предлог поворчать.

С ними ехало еще несколько человек: слуга сира Хьюго и полдюжины вооруженных до зубов солдат гарнизона замка. Управляющий Иво вместе с несколькими помощниками отбыл в Иерусалим еще накануне: у сира Хьюго, как и у всех богатых баронов Леванта, был свой дом в Святом городе, и нужно было все приготовить к его прибытию. Если слуги не поспеют вовремя, разразится настоящая буря. Барон слыл справедливым, но и требовательным хозяином и не выносил нерасторопности и нерадивости слуг.

Над горизонтом поднялось солнце, иссушив своими лучами свежесть раннего утра. Воздух стал душным и тяжелым; из-под копыт коней поднималась сероватая пыль, оседая на крупах лошадей и на одеждах путников. Филипп едва сдерживался, чтобы не отереть лицо: по опыту он уже знал, что его пальцы лишь оставят на лице грязные разводы, и поэтому ему приходилось терпеть. Кажется, он уже давно должен был привыкнуть к этой жаре, думал Филипп. Но воображение вновь и вновь уносило его в зеленые поля, к прохладным ручьям в тенистых влажных долинах, о которых так красноречиво поведал ему старый Уолтер из Йорка.

К полудню они спешились, чтобы провести самую жаркую часть дня в одной из многочисленных маленьких гостиниц, выстроенных вдоль главной дороги в столицу королевства. Сир Хьюго, казалось, не торопился продолжать свой путь. Конечно, при необходимости он мог вынести любые неудобства, упорно двигаясь к намеченной цели путешествия, и Филиппу это было известно лучше, чем кому бы то ни было. Но только дурак, по словам самого барона, мог отказать себе в комфорте, когда не было нужды спешить.

Поэтому они снова двинулись в путь, едва на землю вновь опустилась вечерняя мгла, и на этот раз остановились на ночлег в maisondieu [24], постоялом дворе для паломников, построенном и содержащемся на средства ордена тамплиеров. Этот орден, как и орден иоаннитов-госпитальеров, создавался первоначально именно с целью защиты и помощи паломникам на всем пути их следования по Святой земле. Целая сеть подобных гостиниц – постоялых дворов была раскинута вдоль основных дорог по всему Латинскому королевству.

По мере их приближения к столице дорога становилась все более пустынной. В основном на пути им попадались пилигримы, большинство пешком, некоторые – на ослах, часто двигающиеся целыми группами. Те, что возвращались из Иерусалима к побережью, гордо увозили с собой ветви вайи [25]или фляги с водой из реки Иордан [26]как подтверждение тому, что они посетили самую главную святыню христианского мира.

Почти у ворот Иерусалима навстречу им попался отряд тамплиеров. Рыцари-монахи в длинных белых плащах с пламенеющими на левом плече крестами ехали при полном вооружении с угрюмым выражением озабоченности на лицах. Огромные тяжелые шлемы были привязаны к седлам, и на головах красовались красные шляпы с узкими полями, под которые надевались еще и маленькие белые шапочки.

Солнце медленно опускалось за горизонт. Дорога, по которой следовал сир Хьюго вместе со своими сопровождающими, начала петлять среди холмов и оливковых рощ: они подъезжали. Филипп уже не раз бывал в Иерусалиме, но вид древнего города, открывавшийся с Яффской дороги, никогда не оставлял его равнодушным. Панорама Иерусалима представала перед глазами путников внезапно: дорога резко сворачивала влево, вздымаясь по крутому склону холма, и прямо за холмом, вдалеке, окруженный сетью трещин глубоких оврагов, лежал Святой город. Длинные стены с высокими башнями из серого камня, спокойные и величественные, казалось, вырастали прямо из обрывистых склонов холмов. Под стенами, защищающими город, резким контрастом их угрюмым тонам, пестрели людные улицы, со множеством прижимающихся друг к другу белых зданий, многочисленными колокольнями церквей и круглыми куполами мечетей.

Каждый крупный город, в чем еще предстояло убедиться Филиппу, наделен своей особой атмосферой, которая не остается незамеченной его гостями, инстинктивно ощущающими всплеск свежих эмоций. Иерусалим в глазах Филиппа представал городом, полным скорби и печали. Возможно, такое впечатление на него производила сама панорама города, стиснутого кольцом угрюмых серых стен и башен, отбрасывающих на землю глубокие черные тени, а может быть, сам возраст этих стен или, скорее всего, многовековая история легендарной столицы и память об ужасающих событиях, произошедших в нем и разрывающих сердце истинного христианина.

Дорога продолжала подниматься вверх по холму, к воротам Яффы, находящимся в тени огромной башни Давида. Въехав в город, всадники начали медленно двигаться по узким, людным улочкам. Дом сира Хьюго не отличался внушительными размерами, и его пока не было видно из-за скопления беленых хижин. Но вот показался и он. Как и в большинстве других сооружений на Востоке, комнаты в доме барона располагались концентрически, группируясь вокруг большого центрального зала. Сир Хьюго и Филипп прошли в него отдохнуть после ужина, вымытые и переодетые в длинные шелковые платья. Лежа на пестрых диванах и кушетках, они потягивали шербет [27], время от времени лениво запуская пальцы в корзины с леденцами и фруктами. Такой отдых двух нормандских сеньоров мог показаться странным кому угодно, но сами они так не считали. Пол комнаты был выложен мозаикой; сотни крохотных цветных камешков составляли причудливый цветистый узор, а сферический потолок выкрашен голубой краской, чтобы придать ему сходство с небом. В центре комнаты бил небольшой фонтан – журчащая струя воды падала изо рта каменного дракона.