Рональд Уэлч - Рыцарь-крестоносец

– Вы, двое, поработали на славу, – наконец похвалил он юношей, когда мимо проехали последние подводы. – Я никогда еще не видел столь хорошо подготовленного к сражению отряда.

Вонзив шпоры в бока своего коня, он поскакал догонять всадников, чтобы занять место во главе их. Выехав из городка, они начали подниматься вверх по склону холма, оставляя позади родную долину. Когда голова колонны поднялась на вершину холма, Филипп развернул лошадь и оглянулся назад.

Освещая серые стены Бланш-Гарде, высоко в небе замерло солнце. Отсюда, с холма Филипп долго смотрел на высокий донжон, в котором прошла почти вся его жизнь, на знамя, развевающееся у ворот, на оставшихся в замке слуг, суетящихся во дворе. Потом он резко развернулся и поскакал догонять отца, и где-то в глубине души у него было такое чувство, будто закончилась, безвозвратно канула в прошлое часть его жизни. Филипп понимал, что пройдет много времени, прежде чем он снова сможет вернуться домой, в Бланш-Гарде. Ему еще предстояло участвовать в первом в его жизни сражении против иноверцев. Может быть, он даже будет ранен. Но сейчас ему не хотелось об этом думать. Его будущее обязательно должно быть прекрасным и полным приключений. К тому же он был еще слишком молод, чтобы его долго могли терзать дурные предчувствия.

Однажды Филипп палкой разорил муравейник. В несколько секунд груда мертвой земли ожила, открыв глазам Филиппа бесчисленное множество ходов и туннелей муравьиного городка, по которым во всех направлениях спешили потревоженные насекомые.

За последнюю неделю он не раз вспоминал этот случай. Вторжение Саладина на территорию крестоносцев превратило Латинское королевство в такой же растревоженный муравейник. По холмам и равнинам, направляясь к северу, двигались длинные вереницы вооруженных людей, вздымая в воздух тучи желтоватой пыли, тяжело висящей над иссушенной беспощадными лучами солнца землей.

По призыву короля из всех крепостей, городов и деревушек выступали отряды рыцарей. Как только каждый маленький отряд достигал главной дороги, он вливался в огромный поток бесконечных колонн, шумной рекой текущий к пограничному порту Сен-Жан д'Акр.

Отряд барона вскоре присоединился к войску, вышедшему из Монгиссарда. Во главе войска, страдая от невыносимой жары, следовал сам сир Фульк. Однако куда делась его одышка и брюзжащий пессимистичный тон. Почтенный сеньор представлял собой сплошной сгусток энергии, постоянно отпуская град шуточек по поводу зноя, надоедливой мошкары и пыли.

Вместе с ним ехал Джосселин, и почти невозможно было узнать в этом серьезном рыцаре в кольчуге и плаще, с длинным мечом, бьющимся о бок лошади, с копьем с маленьким флажком на конце – молодого аристократа, известного всему Иерусалиму щеголя.

Но едва он раскрывал рот, как сразу же появлялся прежний Джосселин: ему было что сказать и обо всех неудобствах кампании в самый разгар лета, и о жестком матраце, и о невозможности ежедневно принимать ванну.

Впрочем, насчет жары все придерживались одного мнения. Даже опытные воины, участвовавшие не в одной кампании против сельджуков, единогласно признавали: такой жары, как в это лето, они еще не видывали. Филипп тоже так считал. Все его тело горело и нестерпимо зудело под толстым стеганым гамбизоном; он почти в кровь расчесал шею, отгоняя бесчисленных насекомых, проклиная зной и боясь даже подумать о том, что же будет, когда придется надеть на себя шлем. Но, к счастью, пока до этого дело не доходило, и шлем висел сзади, притороченный к седлу.

В нескольких днях пути южнее Акры они присоединились к главному отряду из графства Яффы, в котором сир Хьюго был одним из главных командиров.

Командовал войсками графства сир Вальян де Ибелин; он часто гостил в Бланш-Гарде и приходился крестным отцом Филиппу.

Сир Вальян происходил из сицилийских норманнов [56], которые участвовали под предводительством Боэмунда Сицилийского [57]в Первом крестовом походе, и в гладком, смуглом его лице, быстрых, резких движениях рук и плеч проскальзывало что-то итальянское.

Блеснув при встрече рядом белоснежных зубов, он осыпал сира Хьюго и двух молодых рыцарей градом комплиментов.

– А, Хьюго! – вскричал он, предлагая им сесть на стулья, расставленные вокруг его большой палатки. – Филипп, как дела, мой дорогой мальчик?

Приказав слугам принести вина, он гостеприимно усадил сира Фулька вместе с Джосселином на скамью.

Филипп сделал глоток прохладного вина и начал прислушиваться к разговору опытных солдат. Воины, входившие в отряд сира Хьюго, расспрашивали о сире Бальяне де Ибелине. Это был один из самых влиятельных баронов королевства, и ни одно важное событие в жизни Иерусалимского королевства не происходило без его вмешательства. Честолюбивый по натуре, он обожал интриги ради самих интриг. Со своим мягким, убаюкивающим голосом и чарующими манерами, он мог обвести вокруг пальца даже самого заклятого врага и уже получал удовольствие, едва успев вмешаться в изрядно запутанные политические дела государства крестоносцев.

– Ну, Бальян, – сказал сир Хьюго, опустошая свой стакан, – какие новости?

– И хорошие и плохие, Хьюго. На этот раз нам, кажется, удалось собрать большую армию. В замках почти не осталось людей, и даже торговые города прислали нам подкрепление. Нам сейчас дорога любая помощь, – добавил он, вытирая губы тыльной стороной загорелой, волосатой руки.

– А что слышно о турках? – спросил сир Фульк.

– Они все еще у Тивериады, – сказал сир Бальян. – Похоже, город держится хорошо.

– А король? – спросил сир Хьюго, пристально смотря в лицо сиру Бальяну. – Что ты имел в виду, говоря о плохих новостях?

Сир Бальян слегка покосился на сира Хьюго.

– Король ушел из Акры, – сказал он, – и направляется в глубь страны.

– Что?! – сир Хьюго резко вскочил, опрокидывая свой стул.

– Я так и знал, что ты будешь недоволен, Хьюго, – заметил сир Бальян с выражением какого-то счастливого злорадства на лице. – Но чего еще можно было ожидать от такого нерешительного, тупоголового болвана, как Ги Лузиньян!

Вокруг палатки наступило неловкое молчание. Король не пользовался особой популярностью в среде баронов – им не нравилась его нерешительность и бесхарактерность. Но думать так – это одно, а открыто критиковать короля, да еще в такое смутное время – совсем другое дело.

– И как далеко он намерен зайти? – спросил сир Хьюго, которого, казалось, совсем не задело последнее замечание сира Бальяна.

– Он стягивает силы у колодцев Саффарии [58], – сказал сир Бальян. – Раймонд Триполийский отговаривал его от этого похода, но король настоял на своем, не без вмешательства некоторых лиц, конечно.