Рональд Уэлч - Рыцарь-крестоносец

По рядам христиан пробежал ропот ужаса. Ги де Лузиньян повернулся к Великим Магистрам и склонил голову, будто бы прощаясь с ними, а потом, отвернувшись, вновь расправил плечи и под любопытными взглядами турок гордо выпрямился, ожидая своей очереди.

Саладин медленно отер свою саблю. Лицо его снова было спокойно. Судя по его застывшему выражению, можно было подумать, что здесь ровным счетом ничего не случилось.

– Мессир Жерар де Ридфор? – вопросительно сказал он. – И сир Роджер де Мулине?

Из рядов пленных вытолкнули Великих Магистров обоих орденов: они даже не собирались сопротивляться. Оба, будучи фанатиками, они с нетерпением ожидали момента, когда смогут принять муки за святую веру. Саладин поклялся уничтожить военные ордена, и теперь он вряд ли упустил бы такую возможность рассчитаться с их предводителями.

– Уведите их, – приказал Саладин, – и с ними всех христиан, у которых на плечах черные или красные кресты.

Турки прошли вдоль линии пленников, но тамплиеры сами гордо выступили вперед, и их, построив в колонну, увели. Остальные крестоносцы сомкнули ряды, с волнением ожидая решения своей участи.

Саладин повернулся к королю Иерусалимскому. Несколько мгновений они молча смотрели в глаза друг другу, потом Саладин протянул ему руку и улыбнулся, обнажив ряд белых зубов.

– Короли не убивают королей, – сказал он и махнул рукой ожидавшим приказа рабам.

Филипп невольно облизнул пересохшие, растрескавшиеся губы, увидев, как рабы приблизились с подносами с бокалами шербета. Ги и бароны взяли с подноса бокалы и осторожно отхлебнули, стараясь не выказать чувство ужасающей жажды.

Вдруг на плечо Филиппа легла чья-то рука; обернувшись, он увидел перед собой смуглое, улыбающееся лицо, которое показалось ему знакомым. Филипп принялся вспоминать, где он мог видеть эту маленькую бородку клинышком и этот нос с горбинкой.

– Юсуф! – воскликнул он.

– Да, Юсуф аль-Хафиз. И я у тебя в долгу. Глоток воды, помнится? Но никогда не думал, что нам придется встретиться при таких обстоятельствах.

Он довольно улыбнулся, увидев, как Филипп взял бокал шербета и отхлебнул холодного, пенящегося напитка. Никогда Филипп не думал, что можно испытать такое блаженство от глотка жидкости. Он сразу же почувствовал, как силы возвращаются в его измученное тело. Он будто расцвел, как цветок, лишенный долгое время воды и внезапно орошенный дождем.

– Сир Хьюго? – спросил Юсуф.

– Мертв, – коротко ответил Филипп.

– Сочувствую. Мне бы очень хотелось отплатить ему за оказанное им гостеприимство.

Теперь шербет был предложен уже всем пленникам, и на их мрачных, запыленных лицах исчезло выражение тоскливого напряжения и страха. Королевство погибло, и они находились в положении жалких пленников мусульман, но они все еще были живы и знали, что теперь, после того как они испили шербета, их не убьют – таковы обычаи иноверцев.

– Юсуф! – позвал властный голос. – Приведи сюда рыцаря Черного Ястреба!

Филипп, прихрамывая, поплелся за Юсуфом. Остальные пленники с жалостью на лицах смотрели на человека, которого вели к Саладину. Филипп изо всех сил сжал кулаки, уповая лишь на быструю и безболезненную смерть. Он слишком устал, чтобы вынести пытки.

Саладин молча окинул Филиппа быстрым взглядом черных глаз, пробежав по грязному и изорванному плащу Филиппа, по изрубленной кольчуге, остановившись на усталом молодом лице, спокойно и смело встречающем его пытливый взор.

Визирь султана сделал шаг вперед и в гневе ткнул пальцем в Филиппа.

– Мой господин, это тот самый рыцарь, который едва не убил вас. И это он сразил эмира Фахр аль-Дина, да пошлет Аллах проклятье на его голову! Он сумасшедший. Я видел, как его окружили шесть человек, и он убил их всех!

– Да, это настоящий рыцарь, – тихо проговорил Саладин.

Филипп, стараясь не опираться на больную ногу, спокойно ждал решения своей участи. Краем глаза он видел палачей-мамлюков со сверкающими клинками кривых сабель, покоящихся на черных плечах.

– Ты хорошо сражался, франк, – сказал, наконец, Саладин. – Жаль, но ты сражался за дело неправоверных. Я предлагаю тебе выбор. Стань последователем Магомета, и ты будешь окружен богатством и почетом. Или… – и он замолчал.

Филипп, подняв голову, устремил на Саладина усталый взгляд. Он знал, что этим «или» хотел сказать властительный иноверец. Он старался увидеть подтверждение своим мыслям в черных глазах султана, но они ничего не выражали. Спокойно, собрав все свои силы, Филипп покачал головой.

Саладин улыбнулся и протянул ему руку.

– Я не люблю предателей, – сказал он. – Юсуф, это тот самый рыцарь, с которым ты охотился в прошлом году на побережье?

– Да, повелитель.

– Забирай его себе и окажи ему хороший прием. Он настоящий мужчина.

Юсуф, взяв Филиппа за руку, повел его за собой.

Филипп отодвинул стоящий перед ним на столе медный поднос с чашей, наполненной фруктами и чашками для кофе. В комнате никого не было, но через окно он видел эмира Усамаха ибн-Менкиджа, медленно идущего по саду по направлению к дому. Эмир время от времени останавливался, наслаждаясь прохладой тенистых деревьев и вдыхая аромат диковинных цветов.

Филипп, сложив руки на груди, ждал. Четыре года в плену научили его терпению и еще многому сверх того.

Старый эмир подошел к ступеням, ведущим на террасу, и Филипп встал, чтобы помочь ему подняться. Взяв его под руку, он провел его в комнату и осторожно усадил на диван с цветистыми подушками.

– Спасибо, Филипп, – поблагодарил старик. – Похоже, мне уже пора привыкнуть к тому, что в этом доме всем постоянно приходится мне помогать и заботиться обо мне, словно о малом ребенке.

– Но ведь вам девяносто, светлейший, – сказал Филипп.

– Да, да, это так. Аллах был благосклонен ко мне.

Взяв с блюда несколько фиников, Усамах отхлебнул из чашки черного сладкого кофе. Этот хрупкий, болезненного вида старик с очень темной кожей, изборожденной сетью мелких морщинок, даже сейчас, на закате своей долгой жизни, сохранил горделивую осанку, а его профиль – носом с горбинкой, посадкой живых черных глаз и тонкими губами – напоминал голову сокола.

В дни своей молодости он был знаменитым воином, охотником и путешественником. Несколько раз ему случалось бывать в Иерусалиме и встречаться с влиятельными баронами королевства. Он часто говорил с Филиппом о христианах, и в голосе его звучала странная смесь уважения к их мужеству и ненависти к их религии.

Усамах дрожащими пальцами отодвинул от себя чашку и взглянул на открытое, упрямое лицо сидящего рядом юноши.

– Полагаю, тебя утомляет роль няньки старого, больного человека? – спросил он.