И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

– Бандит! Бандит! – и плакал от отчаяния и злости и еще оттого, что впервые в жизни остался один на один со злом и бессилен был рассчитаться с ним.

Сильные руки Викентия Павловича оторвали Юру от Мирона.

– А вы… вы все!.. – забарахтался в руках Сперанского Юра. Широкая ладонь зажала ему рот. Сперанский отнес отбивающегося ногами и руками Юру к чулану, втолкнул его туда и с силой захлопнул за ним тяжелую дубо­вую дверь.

В гостиной молчали. Только подполковник Лебедев встревоженно провор­чал, сверля глазами хозяина квартиры:

– Хорошо, если крики вашего родственника не долетели до соседних до­мов.

– Ну что вы… у нас тихо… – тяжело дыша, поспешил успокоить Викен­тий Павлович.

– И все-таки выйдите на улицу, проверьте! – уже с настойчивой непри­язнью объявил Лебедев Сперанскому. Затем обернулся к переминающемуся с ноги на ногу Мирону, брезгливо взглянул на него: – А вы! Вы что скажете?

– Я человек маленький, ва… Сергей Христофорыч. Мне как приказывали,

– нисколько не смущаясь, объяснил Мирон. – Я тогда у батьки Ангела был. А он, известно, против всех воевал. И против дворян тоже. – И кивнул в сторону сидящих за столом.

Вернулся Викентий Павлович, доложил:

– Все тихо. Можно идти.

– Итак, о деньгах. Деньги у вас будут, господа, – торопливо натягивая свой брезентовый плащ, сказал подполковник. – Скоро!.. – Мельком оглядев прощающимся взглядом гостей, он добавил: – Очень скоро!.. И еще Николай Григорьевич просил передать вам следующее. Приказом Ковалевского вы все зачислены на должности в действующую армию. Заготовлена реляция главко­верху Антону Ивановичу Деникину о производстве вас в более высокие во­инские чины и о награждении.

Заговорщики, не скрывая довольных улыбок, переглянулись.

– Я прощаюсь с вами, господа, но не надолго! – многозначительно бро­сил подполковник Лебедев, лихо щелкнул каблуками, поцеловал руку Спе­ранской, любезно отвесил общий поклон. – Близок час нашей победы, госпо­да!

Мирон вразвалку вышел первым, затаившись, постоял у калитки, зорко осматривая темноту. Затем подал знак подполковнику Лебедеву и вышмыгнул на улицу. Крался медленно и осмотрительно, время от времени ожидая, ког­да подполковник Лебедев догонит его. На перекрестке Мирон тихо спросил:

– Куда теперь, Сергей Христофорыч?

– На Большую Васильковскую, – ответил Лебедев.

…Сидя в чулане, Юра слышал, как постепенно – по одному – расходи­лись тайные гости. В горле у него пересохло, нестерпимо хотелось пить. Саднила ушибленная в темном чулане коленка. Но еще больше мучила иная боль. От нее хотелось плакать. Бандит, повинный в смерти матери, – со­общник Викентия Павловича, Бинского, Лысого. Он воюет на стороне белых. И Юрин папа тоже воюет на стороне белых. Как же это может быть? Как? Здесь какая-то страшная ошибка, которую почему-то никто не хочет испра­вить…

Снова и снова мальчик вспоминал ненавистное, побитое оспой лицо, иск­ривленный рот… Может, они не знали, что он бандит? Но ведь Юра сказал им. Не поверили? Нет, вряд ли! Но вместо того чтобы схватить бандита, они набросились на него, Юру, и трусливо, словно в чем-то угождая Миро­ну, заперли его в чулане. Почему? И в его голову пришла совсем не детс­кая мысль. Скорее сердцем, чем умом, он понял то, что понимали не все взрослые. «Бандит – это бандит, – подумал Юра. – Кому бы он ни служил, бандит-это бандит! Почему же они, белые офицеры, не понимают этого?»

Привалившись к старому креслу, снесенному за ненадобностью в чулан, Юра долго еще лихорадочно размышлял обо всем происшедшем. И успокоился тем, что поклялся самой страшной клятвой разыскать бандита Мирона и отомстить ему за все.

Близился ранний летний рассвет, когда Мирон и подполковник Лебедев пересекли пустырь и вышли на Большую Васильковскую. У нужного дома пос­тояли, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Вошли в подъезд, бесшум­но поднялись на третий этаж. Подполковник зажег электрический фонарь и пошарил узким лучом в темноте. Наконец нашел то, что искал: на обитой клеенкой двери тускло отсвечивала медная табличка: «Л. Б. Федотовъ». Отступив в сторону, Лебедев показал Мирону на дверь, и тот постучал: два частых, три с паузами удара.

Вскоре из-за двери послышался приглушенный голос:

– Кто там?

– Лев Борисович! Отворите! – прошептал в ответ Мирон. – От Николая Григорьевича к вам…

Щелкнул замок, дверь широко, открылась. И в лицо гостям ударил свет яркой керосиновой лампы. Хозяин держал ее низко и слегка отклонял от се­бя, отчего его лицо все время оставалось в полутьме.

Мирон первым шагнул в переднюю, не спуская глаз с хозяина. Что-то в нем встревожило Мирона, что-то здесь было не так. Фигура хозяина была совсем не старческой. Показалось подозрительным и то, как безбоязненно им открыли дверь…

Резко схватив руку с зажженной лампой, Мирон с силой приподнял ее. Свет закачался, метнулся по стене и на мгновение лизнул пучком лучей хо­зяина по лицу… На нем был бушлат, из-под него проглядывала тельняшка. Это было страшно.

Но еще страшней стало Мирону, когда он узнал чекиста, от которого не­давно едва удрал на рынке. Все это произошло мгновенно. Мирон отшатнул­ся, по-кошачьи прыгнул назад, наткнулся спиной на своего спутника, и тут чекист ударил его ногой в живот. Мирон ойкнул, превозмогая боль, кинулся в сторону, но тотчас еще кто-то сзади набросился на него. Зазвенело стекло. Покатилась со звоном и дребезгом по полу и погасла лампа. «Все остальное уже происходило в кромешной темноте. Кто-то, тяжело и озлоб­ленно дыша, наседал на Мирона, а он отбивался изо всех сил, катаясь по лестничной площадке.

Гулко загремели по лестнице чьи-то грузные, но быстрые шаги – подпол­ковник Лебедев счастливо увернулся во внезапной суматохе от чекистов и помчался вниз. Но едва он добежал до второго этажа, как в лицо в упор ударили яркие лучи карманных фонарей. На мгновение они ослепили его, отбросили назад. И тут же снизу послышался яростный голос:

– Стой! Руки вверх!

Подполковник резко повернулся и опять помчался вверх – там, на черда­ке, было теперь его спасение, – а следом за ним устремился, чекист. Поч­ти одновременно они наткнулись на клубок сцепленных в бешеной схватке тел.

– Здесь я… Сергей… Христофорыч… выручайте!.. – услышал Лебедев задыхающийся голос Мирона. Быстро сориентировавшись, заученным ударом рукоятки пистолета по голове, подполковник свалил своего преследователя, а затем несколько раз с силой опустил тяжелый кулак в середину катающе­гося клубка.

Мтрон почувствовал, что руки, державшие его, ослабли, и он, как спу­щенная тетива, распрямился, вскочил на ноги, бросился вверх по лестнице вслед за удаляющимся топотом ног подполковника. Грудь его теснила боль, перехватывала дыхание, делала ватными руки и ноги, но Мирон все равно, задыхаясь и слабея, продолжал бежать вверх, к спасительному чердаку.