Юрий Корольков - Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь!

Был конец рабочего дня, и капрал решил спрятать папку под стопу бумаги на полу. Потом он подошел к алтарю и начал молить Будду, чтобы он наставил его на путь, подсказал, что делать с этой страшной папкой. Но лицо каменного Будды оставалось бесстрастным.

Дома Тейчи ничего не сказал жене — не женского это ума дело. Он сразу же улегся спать, сославшись на усталость. Жена, конечно, начала расспрашивать — здоров ли Тейчи, но он притворился, что заснул, а сам всю ночь не сомкнул глаз, ворочаясь на жесткой циновке. Утром встал разбитый, с помятым лицом, будто выпил бочонок саке.

На службе его встретил помощник — услужливый молодой парень, спросил: что случилось с Иосимара-сан? Он так плохо выглядит… Тейчи поблагодарил за внимание, прошел мимо, скосив глаза на стопу бумаги: все в порядке. На душе хоть чуточку полегчало.

Парня он с утра послал за товарами и снова остался на складе один. Капрал тщательно запер дверь и вытащил папку. Конечно, лучше всего ее уничтожить, сжечь, но как вынести ее из военного министерства, которое день и ночь зорко охраняют солдаты? Дежурный заглядывает в каждую сумку, открывает каждый портфель. Холодный страх снова охватил Тейчи Иосимара. Он мучительно искал выхода и не находил. Глаза блуждали по стенам подвала, по стеллажам, на которых спокойно возлежали его подданные. В дальнем углу, куда из-за массивных колонн проникал лишь тусклый свет, Тейчи в мерцании свечи у алтаря увидел груду таких же папок, только новых, без надписи «Кио ку мицу!» Вот где выход! Капрал в мыслях послал благодарственную молитву Будде. Это всевышний просветил его недостойную голову! Иосимара так и поступит, как подсказывает Будда: он именно здесь спрячет папку — она ничем не отличается от остальных…

Больше месяца не притрагивался Тейчи Иосимара к серой папке, на которой стояли предостерегающие иероглифы. Воспоминание о папке больше не вызывало холодной рези в желудке, но ощущение страха до конца не оставляло капрала Иосимара. И странное дело — серая папка с ярко-красной надписью влекла к себе Тейчи Иосимара, как скалистая бездна притягивает самоубийцу. Его не удовлетворяло знание полутайны, Тейчи хотел теперь знать все. И вот, вздрагивая, он извлек папку из тайника, вынес ее ближе к свету и начал читать…

Содержание первых страниц Тейчи уже знал, а дальше он увидел императорский рескрипт, скрепленный собственной печатью Хирохито. Сын неба благосклонно разрешал полковнику Доихара поступить на службу в китайскую армию. Иосимара ничего не понял — почему это еще пятнадцать лет назад японскому полковнику дано было всемилостивое разрешение служить у китайцев? Загипнотизированный императорской печатью, капрал, почтительно склонившись в традиционном поклоне, с благоговением разглядывал знак сына неба. Но в это время на лестнице послышались шаги. Тейчи поспешно захлопнул папку и водворил ее на место.

С тех пор, едва позволяла обстановка, Тейчи Иосимара доставал запретную папку и читал, перечитывал ставшие уже знакомыми страницы секретнейших документов. Маленький, безвестный капрал из военного интендантства владел огромной, могущей задавить его государственной тайной.

Под Новый год, когда все японцы украшают свои жилища — дворцы и убогие хижины, Тейчи решил обновить какемоно, старые пришли в ветхость. Это бумажные полосы с рисунками, изречениями древних, что развешивают на стенах жилищ. Тейчи выбрал лучшую кисть, нежную, как дуновение ветра, тщательно растер тушь, нарезал бумажные полосы и принялся за работу. Он написал иероглифы «Счастье», «Долголетие», «Безупречность». Кисть послушно выводила красивые линии, Тейчи был доволен своей работой, и вдруг ему захотелось написать еще одно какемоно: «Кио ку мицу!» Затейливые иероглифы сбегали вниз один за другим. Тейчи полюбовался новым какемоно и повесил его на стену между «долголетием» и «счастьем». От «Кио ку мицу!» зависело и то и другое… Изящная надпись стала украшать жилище капрала, но только ему одному был известен сокровенный смысл надписи «Кио ку мицу!».

Острое чувство страха Иосимара испытал снова года через три после того, как он нашел забытую папку. Это было уже после того, как на Хиросиму и Нагасаки упали атомные бомбы американцев. Император объявил о капитуляции, а вскоре в военное министерство нагрянули американские солдаты. Они бродили по всем этажам, пришли и в подвал. Они были громадного роста, эти пришельцы, — во всяком случае, так показалось маленькому капралу. Он разговаривал с ними, высоко задирая голову. Один из них хорошо говорил по-японски, он спросил — есть ли здесь военные документы.

Иосимара оробел.

— Да… нет. Вообще-то есть…

Капрал исчез за колонной, где теплился огонек свечи на алтаре, и возвратился с папкой, перепоясанной красными, предостерегающими иероглифами. Белый здоровяк едва взглянул на папку и передал другому. Тот сунул ее в мешок, будто ничего не стоящую вещь. Крестьяне на сельском рынке с большим уважением кладут грошовые покупки в свои корзины… Иосимара обиделся. Опасная тайна, которую он так долго хранил, которая вызывала леденящий трепет в душе, не произвела на солдат никакого впечатления. В душе Тейчи мелькнуло сожаление, что он отдал папку. Тейчи хотелось объяснить этим чужим, безразличным солдатам, что было у них в руках.

— Кио ку мицу! — робко сказал Иосимара и указал на мешок.

— О'кэй, О'кэй! — отмахнулся солдат, не знавший японского языка. Он перекинул мешок через плечо, сказал что-то товарищу, они засмеялись и вышли.

Тайна смерти маршала Чжан Цзо-лина с того дня перестала быть тайной…

Наемный китайский солдат Чан Фэн-лин, что служил в личной охране убитого маршала, не знал о тайных событиях, которые предшествовали событиям в Мукдене. Да солдат Чан и не обременял себя раздумьями по поводу случившегося — у каждого человека своя судьба, будь то великий маршал или бедный рикша…

В то лето Чан работал на маковых плантациях у хозяина Вэя. В дебрях Северной Маньчжурии, среди глухих сопок, можно было бы без особого риска заниматься этим доходным промыслом. Что касается Вэя, ему и рисковать не приходилось — опиеторговец умел ладить с чиновниками ямыня, блестящие серебряные даяны надежнее всяких сопок укрывали от чужих взглядов поля белых маков. Из маков потом делали, тоже тайно, наркотики — опиум, героин, то самое дурманящее зелье, от которого так строго предостерегал Чана его старый отец.

Осенью, когда собрали урожай, скупой Вэй рассчитался с батраками. Вообще-то заработок был скудным, но Чан никогда еще не держал в руках такого богатства. Он все рассчитал — отложил деньги на дорогу, на еду, остальные зашил в матерчатый пояс и пешком пошел в соседний город, где проходила железная дорога. Теперь Чан снова вернется в Шаньси, в деревню, увидит отца, мать, маленькую Сун, с которой его обручили еще мальчишкой… Чана влекли заболоченные рисовые поля, с их влажными испарениями в знойные летние дни. Конечно, дома нет ни единого му собственной земли, но когда есть деньги, можно арендовать ее у тухао, что живет над озером за деревней… Потом он женится на маленькой Сун, приведет ее в свою фанзу…