Юрий Корольков - Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь!

Докладывал военный министр генерал Итагаки. Прежде чем начать свою речь, он поклонился сыну неба и украдкой глянул в его лицо. Лицо императора было бесстрастным. Итагаки так и не понял — простил ли ему Хирохито допущенную оплошность. А ему надо это знать! Недавняя размолвка во время аудиенции в императорском дворце оставила тягостное чувство в душе министра. Чтобы заручиться поддержкой императора, Итагаки пошел на заведомую ложь — сообщил ему, будто министерство иностранных дел и военно-морской флот поддерживают решение армии — начать вооруженный конфликт на советской границе. Но император был информирован лучше, чем полагал Итагаки; Хирохито знал, что сторонники осторожных действий все еще не решались ввязываться в конфликт. Уличив своего министра во лжи, он рассерженно прекратил аудиенцию. Итагаки, как провинившийся школьник, ушел из дворца униженным и посрамленным… Теперь надо сделать все, чтобы восстановить отношения. Ведь в конце-то концов Итагаки оказался прав — решительность действий принесла успех.

Поклонившись императору, военный министр начал свою речь словами, что сбывается наконец воля божественных предков — потомки самураев начали на континенте свое продвижение на север. Высота Чан Ку-фын в японских руках. Подтвердились сообщения разведки Квантунской армии — русские не намерены расширять конфликт и на этом участке границы до сих пор держат лишь небольшой пограничный отряд. Со стороны русских не наблюдается никаких приготовлений к обороне границы. Отдельные их группы сражались стойко, но были сломлены самурайской доблестью японских войск.

Министр коротко изложил события, предшествовавшие конфликту. Армия надеялась закончить пограничный спор с русскими, не прибегая к вооруженной силе. В начале июля посол Сигемицу начал переговоры в Москве о территориальных претензиях японского правительства в районе высоты Чан Ку-фын, но русские, вопреки ожиданиям, проявили неразумное упорство. Тогда, это было 20 июля, Сигемицу потребовал от Советского правительства отвести свои войска с высоты Чан Ку-фын. На это нарком иностранных дел Литвинов ответил, что язык ультиматумов неприемлем в мирных переговорах между двумя странами. Вот тогда-то Квантунская армия вынуждена была применить силу…

Итагаки отметил, что 19-я дивизия генерала Суэтако Камейдзо еще заранее, быстро — в течение суток — была переброшена к месту военных действий. Имела значение железная дорога, предусмотрительно построенная вдоль границ. Командующий армией генерал Койсо отдал приказ одиннадцатого июля. Дивизия прибыла на место уже на другой день и начала переправляться через пограничную реку Тумен Ула. Упомянув фамилию генерала Койсо, военный министр поклонился в его сторону, воздавая должное его заслугам…

— Подготовка и осуществление инцидента проведены блестяще, — продолжал он. — Те, кто выражал нерешительность и сомнение в осуществлении императорского пути — Кондо, — сегодня заслуженно посрамлены…

Военный министр просил одобрить предложенный план действий и рекомендовать генеральному штабу направить в район конфликта дополнительные войска. Ситуация складывается так, что они могут понадобиться для дальнейшего продвижения в советское Приморье.

Прений по докладу военного министра почти не было. Генерал Араки сказал:

— Решимости Японии воевать с целью покончить с Китаем и Россией вполне достаточно, чтобы вести войну хотя бы в течение десяти лет. Высота Чан Ку-фын открывает нам ворота для неуклонного движения по императорскому пути…

Оставшись наедине, члены Тайного совета единодушно проголосовали за одобрение предложения военного министра.

Когда император покинул заседание, премьер-министр отозвал в сторону секретаря лорда хранителя печати и сказал:

— Кидо-сан, приятные новости любят появляться вместе… Сегодня из Берлина прилетел генерал Косихара с тайным посланием господина Риббентропа. Перед тем как передать его, министр иностранных дел несколько часов совещался с Гитлером. Немцы предлагают нам заключить военный союз. Одно из условий договора — взаимная помощь в случае войны Японии или Германии с любой третьей державой. Это создаст отличные перспективы… Сообщите императору о приезде генерала Косихара. Завтра я передам полученное письмо.

Готовился новый сговор двух агрессивных держав — Германии и Японии. Но события ближайших дней на время отодвинули обсуждение в японском правительстве секретного германского предложения.

Начало этих событий отметил Сосеки Огаи — ученый-сейсмолог, никогда не имевший отношения к политике.

Старый японский ученый половину жизни провел на сейсмологической станции, заброшенной на корейском побережье вблизи Чхончжинского порта — в Стране утренней свежести, как называлась Корея. Станция — несколько домиков — стояла открытая всем ветрам на высоком морском берегу в стороне от проезжей дороги — движение машин могло повлиять на показания тончайших приборов, обращенных к глубоким недрам земли. Кругом стояла первозданная тишина. Чуть дальше возвышался пологий холм, увенчанный мачтой радиостанции, которой пользовался Сосеки Огаи, чтобы передавать свои донесения в Токио.

Много лет ученый вел наблюдения за недрами земли и океана, фиксируя, как летописец, отзвуки далеких потрясений, возникавших внутри планеты. Одним из первых он узнавал о землетрясениях, происходивших за тысячи миль от уединенной станции, где он работал. Когда-то, давным-давно, лет пятнадцать назад, Огаи отметил удар подземной волны небывалой силы — таких колебаний почвы никогда еще не показывали его приборы. Потом стало известно — на японских островах, в районе Токио, разразилось катастрофическое землетрясение. Оно уничтожило японскую столицу, унесло сто тысяч человеческих жизней. Среди погибших были его сын, невестка и маленький внук, который только начал ходить по земле, разверзшейся под его ногами… В прошлом году приборы Сосеки Огаи отметили землетрясение на Филиппинах, а еще раньше — в горах Памира, затем в Малой Азии.

Но смыслом своей жизни ученый считал борьбу с цунами — гигантскими волнами, возникающими в океанских глубинах после землетрясений. С большой скоростью — в пятьсот, семьсот, восемьсот километров в час — мчатся водяные хребты, высотой с вековые сосны, смывая на своем пути прибрежные селения, целые города. Огаи пытался установить закономерность в рождении цунами, он, как гороскопы, составлял изосейсты — сейсмические карты, силясь предугадать пути слепых волн, несущих бедствия, чтобы предостеречь людей, предупредить их.

Изо дня в день ученый неторопливо спускался в глубокий подвал, и плотные циновки глушили его шаги. В полуосвещенном склепе, как в древнем храме, тускло поблескивали никель и медь расставленных вдоль стен приборов. Только маятники хронометров отсчитывали время, нарушали холодную тишину… Сосеки Огаи в установленном раз и навсегда порядке обходил приборы, записывал в журнал их показания и так же медленно поднимался вверх по ступеням.