Томас Костейн - Высокие башни

Она удивилась, почувствовав к нему жалость. Пусть он казался воплощением неприятностей и вселенского зла, она тем не менее понимала, как он одинок и к тому же презираем людьми. Она побежала к дому, на котором была вывеска желтого цвета с висящим над ней тазиком. Там работал парикмахер и человек, пускавший кровь. Ей повезло, — лекарь находился в тот момент дома.

— Пойдемте со мной! — попросила Фелисите. — Наш посетитель упал с лестницы. Я боюсь, он может умереть…

Лекарь пришел в дом барона, взглянул на Бенуа и спросил:

— Неужели кто-то станет жалеть, если он умрет?

Затем он приказал слугам, чтобы они побыстрее отнесли Бенуа в постель и раздели его. Слуги повиновались с большой неохотой.

— Кости целы, — заявил лекарь, осмотрев увечного, — но я никогда не видел подобных синяков и ушибов. Возможно, у него внутренние повреждения. Придется мне заняться обычным делом, — спасать никому не нужную жизнь.

Ему пришлось прибегнуть к множеству способов: пускать кровь, умащивать маслами и давать слабительное. Проделывая эти процедуры, он без умолку говорил:

— Так, кровь плохо течет… А для синяков у меня есть поистине чудодейственная мазь… Это очень сильный ушиб… Может быть, меня щедро наградят за труды… Господи, почему он такой толстый?

Все попытки оставались напрасными до тех пор, пока лекарь не попросил принести ему дюжину цыплят. Тушки разрезали посредине и стали по очереди напяливать их на голову пострадавшего. И когда на алтарь медицины был пожертвован последний цыпленок, Бенуа пошевелился и тихо застонал.

Лекарь с облегчением вздохнул:

— Это средство всегда помогает. Помнится, король Дании, страдавший от паралича, пошевелился только после того, как ему на голову водрузили шестьдесят седьмую курицу. Это было рекордное число загубленных цыплят. Здесь другое дело. Наш вонючий законник не такой крепкий орешек.

Он еще раз осмотрел пострадавшего и заявил, что Бенуа выживет.

— Возможно, я немного перестарался, — добавил он, глядя на вошедшего в комнату барона.

Барон жестом приказал слугам немедленно убрать из помещения трупики цыплят.

— Проследите, чтобы их сожгли. Я не желаю отведать из них мясной паштет.

После трех дней применения слабительного и разных отваров и припарок лекарь позволил Бенуа подняться с постели и одеться, чтобы возвратиться домой.

— Просто чудо, что вы так быстро поправились, — заметил он.

— За это чудо я благодарю юную леди, — заявил Бенуа, обращаясь к Фелисите. — Вы получите свою плату, но если бы не милая, добрая мадемуазель, я бы умер. Вне всякого сомнения.

Лекарь небрежно отмахнулся.

— Мне больше нравится получать плату, а не благодарность, потому что последнее я получаю чаще, чем деньги.

Когда лекарь ушел, Бенуа обратился к Фелисите:

— Вы много раз навещали меня, приносили вкусные вещи и даже улыбались, — он стал шарить в кармане, как бы желая достать кошелек с золотыми монетами. Однако передумал и вытащил пустую руку. — Я буду вам вечно благодарен.

Барон зашел к Бенуа перед тем, как он покинул дом.

— Прошу прощения за причиненные вам страдания, но это была ваша вина. Вы были невнимательны, стоя на лестнице.

Бенуа великодушно заявил:

— Это был несчастный случай.

— Что касается нашего предыдущего разговора, я остаюсь при своем мнении. Наше так называемое партнерство прекращается, и я не желаю больше переписываться с мсье де Марьей. А вас, господин Бенуа, я отныне не знаю.

— Но вам придется со мной общаться. Я уверен!

— Если вы еще раз сюда явитесь, вас не пустят на порог!

Наступило первое января тысяча семьсот семнадцатого года. Старый король умер два года назад. Наследник трона был слишком мал, и Францией правил регент — Филипп Орлеанский, безрассудный человек, находившийся под сильным влиянием шотландского банкира Джона Ло. До колонии доходили слухи о том, что Джон Ло замышлял великие планы, могущие сделать Францию богатейшим государством в мире или привести ее к банкротству. Война с Англией закончилась, и в районе залива Святого Лаврентия царило процветание.

В начале года было очень холодно, и дети и взрослые развлекались тем, что выцарапывали свои имена на заиндевевших стеклах.

Жюль Демоншел мог гордиться тем, что был главой самого большого семейства в Монреале — он имел девятнадцать детей. Их имена заняли все стекла. Список заканчивался именем шестимесячного Ипполита, которое пришлось написать на кухонном окне.

Его сосед Жорж Кадел был немало смущен, ибо не умел писать, и поэтому поставил у себя на окнах девять крестиков. Погода постоянно менялась, и оттепель чередовалась с морозом. С деревьев свисали огромные сосульки, словно бороды великанов, и принарядившийся народ, отправлявшийся с визитами к родственникам и друзьям, старался идти по середине улицы во избежание несчастных случаев. Хруст снега под ногами напоминал, что зима в самом разгаре.

Баронесса Лонгея принимала визитеров, сидя в кресле у очага. Ее колени окутывало красивое покрывало из стеганого толстого шелка, вышитого серебряными нитями. Клод-Элизабет не была сильной женщиной, и вчерашние празднества ее утомили.

Вечером по делам бродило много людей, поющих колядки. Им подавали пищу для бедных. Баронесса поддалась порыву и пригласила их в дом. Колядующим принесли горячий шоколад и булочки, и они спели все ее любимые песни. Фе-лисите была сильно занята и не видела, что среди певцов был Поликарп Бонне. Но потом она услышала, как кто-то спросил низким голосом:

— Вам нравится мой бас? Вожак ответил:

— Карп, если ты запоешь еще громче, разобьешь свой стеклянный глаз.

Фелисите удалось перекинуться с Карпом парой слов. Она засыпала его вопросами о Филиппе.

Он сказал ей, что хозяин очень занят и процветает, но у него почти все время скверное настроение. И поведал кое-что еще, сопровождая свои слова подмигиванием и покачиванием головы.

— Ему постоянно делают предложения, мадемуазель. Горожане желают видеть его мужем своих дочерей. Он всех благодарит и отвечает «нет», дескать, еще не готов для создания семьи. Если вы прислушаетесь к моему совету, — подмигивание и кивки стали чаще, — и кое-что сделаете, то облегчите ему жизнь. Отец Франсуа частенько беседует с ним и настаивает на браке. Вам известно, что существует закон против холостяков.

Баронесса веселилась весь вечер. Ей очень понравились колядки, и она даже подпевала певцам. Сейчас ей приходилось расплачиваться за веселье. Она плохо спала и не желала ничего есть, с трудом разговаривала с посетителями, которые все шли и шли. Со своими пышными белыми волосами, обрамлявшими лицо, Клод-Элизабет напоминала прелестную куколку, и ей то и дело отпускали комплименты.