Ксавье Монтепен - Рауль, или Искатель приключений. Книга 1

— Я голоден!..

Рауль подошел и подал ему монету. Мальчик с живостью взял ее и поцеловал, вскричав:

— Ах! Да благословит вас Бог!.. Я не умру сегодня…

— Зачем ты говоришь о смерти? — спросил Рауль. — Разве ты так беден и несчастен?..

— Да, я очень беден и очень несчастен…

— У тебя нет хлеба?

— Я не ел уже два дня…

— О! Боже мой! — прошептал Рауль, вынув из-за седельной луки небольшую бутылку с водкой.

Он подал ее маленькому крестьянину, который выпил с жадностью и, казалось, тотчас же собрался с силами.

— Ты не здешний? — снова спросил Рауль.

— Нет, прежде я жил за шесть лье отсюда.

— Зачем же ты оставил свою деревню?

Мальчик заплакал вместо ответа. Рауль продолжал:

— Разве у тебя нет родителей?

— Нет… — пролепетал ребенок.

— Ты сирота?..

— Матери я никогда не знал, а отец мой умер на прошлой неделе…

— И тогда ты ушел из своей деревни?

— Мне нечего было больше делать…

— Отчего?

— У отца был бедный домишко и два поля… Он обрабатывал их, я помогал ему и мы жили нашими трудами… Но вот отец мой умер… Люди, которым он был должен, забрали дом и оба поля!.. и прогнали меня… Я не хотел просить милостыни… я просил работы… но мне сказали, что я слишком слаб… тогда я ушел… вчера я дошел до этого оврага и сел здесь, думая, что умру с голоду… Когда вы приехали сюда, я так страдал, что у меня недостало мужества, и я протянул к вам руку… Теперь я куплю хлеба и проживу еще сегодня… Но завтра вы уже не проедете мимо меня и я умру…

Простая и трогательная история маленького крестьянина произвела глубокое впечатление на Рауля, потому что, кроме нищеты, она походила на его собственную. Рауль сравнил свое положение с положением этого бедного мальчика и почти обрадовался такому несчастью.

«Я протяну руку этому ребенку, — думал он, — как некогда маркиз Режинальд протянул мне свою. Может быть, это принесет мне счастье».

— Как зовут тебя, друг мой? — спросил он.

— Жаком…

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Ну, Жак, я не хочу, чтобы ты умер завтра, как ты говорил сейчас. Все отвергли тебя, но я не отвергну. Тебе уже не нужно будет просить милостыни, если ты захочешь ехать со мною.

— Ехать с вами? — вскричал мальчик с выражением пламенной радости, смешанной с некоторым сомнением. — Возможно ли это?

— Да, — ответил Рауль, — я уже сказал тебе, что, если ты хочешь, я возьму тебя с собой.

Мальчик бросился на колени, губы его зашевелились; видно было, что он мысленно благодарил Бога. Потом он схватил руку Рауля и покрыл ее поцелуями, пролепетав несколько бессвязных слов, в выражении которых слышалась признательность.

Очутившись в свою очередь покровителем, герой наш угадал, что навсегда привязал к себе душу этого ребенка, и почувствовал себя возвеличенным в своих собственных глазах.

— Жак, — сказал он через минуту, — мы едем в Париж…

Мальчик сделал жест, ясно означавший: куда поедете вы, туда поеду и я, хоть на край света!..

— Умеешь ты читать? — спросил Рауль.

— Немножко.

— А писать?

— Также немножко, но очень дурно…

Молодой человек улыбнулся этому наивному ответу, потом спросил:

— Сколько отсюда до ближайшей деревни?

— Два лье.

— Ты слишком слаб, чтобы идти пешком. Умеешь ты ездить верхом?

— Умею.

— Ну! Садись на Баяра — он очень смирен — а я пойду пешком. Пища подкрепит тебя, а как только я найду случай, я тотчас куплю для тебя одежду и лошадь… ты будешь ездить со мной…

Мальчик не верил своим ушам и был убежден, что он игрушка какой-нибудь обманчивой мечты.

Рауль и Жак прибыли в деревню. Как и предвидел Рауль, пища полностью возвратила силы мальчика. После обеда они оба отправились в путь и к вечеру добрались до небольшого городка. Первой заботой Рауля было купить маленькому Жаку готовое платье и лошадь, довольно старую, но еще годную. За платье он заплатил три луидора, лошадь стоила ему восемь, и за такую умеренную сумму Рауль достал себе вполне приличного слугу, потому что в красном жилете, серых панталонах и синей ливрее с серебряным галуном Жак имел очень приличный вид.

На другой день нашим путникам оставалось до Парижа только восемь лье. Рауль сел на Баяра, Жак взобрался на свою лошадь с гордостью, легко понятной, и с детской радостью, восторжествовавшей над его горем. После двух часов езды, сын браконьера прервал молчание:

— Жак, говоря со мной, ты должен будешь называть меня кавалером.

— Слушаю, кавалер, — отвечал сирота.

— А когда у тебя спросят, как зовут твоего барина, ты должен отвечать, что ты служишь кавалеру Раулю де ла Транблэ.

— Буду помнить, — сказал Жак.

Читатель видит, что Рауль завладел именем, не принадлежащим ему; но был ли он настолько виновен, приняв это имя? Мы этого не думаем.

Задолго до ночи Рауль приехал в Париж, где будущее приготовило для него жизнь, исполненную стольких же приключений, как жизнь Жильблаза и Лазарилла, этих бессмертных авантюристов. Мы последуем за нашим героем повсюду посреди страстей, ослеплений, интриг, радостей и горестей этой странной жизни.

Девять часов вечера пробило на часах церкви св. Сульпиции. По улицам Парижа расстилался туман; он был так густ, что не позволял даже различать фонарей, которые исчезали в нем, как звезды, закрытые облаками; он заставлял пешеходов сбиваться с пути, кучеров — ругаться и покровительствовал ворам, которые скорее готовы были ограбить друг друга, чем пропустить такой удобный случай набить карманы. Туман, казалось, особенно был непроницаем в одном отвратительном переулке, который, неподалеку от площади Св. Сульпиции соединялся с улицей Старой Голубятни.

Этот узкий переулок, грязный и длинный, назывался тогда и называется еще поныне улицей Жендре. Два или три года назад этот переулок сохранял еще во всей целости физиономию разбойничьего вертепа, отличавшую его в ту эпоху, когда происходили происшествия, которые мы рассказываем. Почерневшие и растрескавшиеся от времени дома, подобно дряхлым столетним старухам, имели отвратительную наружность разбойничьих притонов. Узкие и низкие двери, казалось, прятались возле грязной мостовой, как будто стыдясь того, что служили входом в эти жилища такой зловещей наружности. Даже днем многие честные люди предпочитали лучше сделать длинный крюк, нежели пройти по улице Жендре. При наступлении же ночи туда входили только те, кого привлекала мысль о преступлении или самый гнусный разврат.

В тот вечер, о котором идет речь, и в час, который мы обозначили выше, несколько человек, наружность которых нельзя было рассмотреть, входили поодиночке в страшный переулок и стучались один за другим особенным образом в маленькую дверь, которая растворялась, чтобы пропустить их, и тотчас же затворялась. Человек, имевший какой-нибудь интерес проследить за этой дверью, сосчитал бы, что в нее вошли восемь человек.