Амеде Ашар - Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

— Ах, сударь! Не стоит трудиться! Как только мой хозяин догадается о том, что вам все рассказал, он меня просто задушит, — сделав над собой усилие, оруженосец стал на ноги. — А теперь, господа хорошие, — добавил он, — позволено ли мне удалиться?

— Уходи! И мой тебе совет: не суйся больше в трактир «Три пинты».

Г-н де Шофонтен ещё не закончил говорить, а мэтр Ганс уже открыл дверь и улизнул прочь.

— А нам пора наведаться к капитану Якобусу. — сказал Арман-Луи.

Тяжкий вздох вырвался из груди Каркефу:

— Вам, кажется, доставляет удовольствие то, что мы подвергаем себя опасности, что идем на верную гибель? — спросил он, обращаясь к маркизу.

— Более того, я считаю, что мы потеряли понапрасну много времени, — ответил Рено.

— Хочу засвидетельствовать вам следующее: в моих венах нет больше ни капли крови, — сказал Каркефу. — Но следуйте за мной: я знаю проселочную дорогу, которая ведет прямо в красный дом мадам Евфразии.

Ночь уже совсем опустилась на землю, когда три приятеля очутились наконец перед домом, все окна которого были закрыты. Каркефу приложил ухо к щели в ставне, сквозь которую пробивался лучик света.

— Там шушукаются и смеются, — сказал он тихо и, прильнув глазом к маленькому отверстию, которое позволяло наблюдать за тем, что происходило внутри, добавил: — Стол накрыт, волк — в овчарне.

Дорога, по которой капитан Якобус пришел в трактир «Три пинты», была с обеих сторон обсажена развесистыми дубами. Каркефу вместе с двумя приятелями проследовал по ней и сел на траву, свесив ноги в канаву.

— Если капитан на лошади, он ускользнет от нас, — сказал Арман-Луи.

— Я давно знаком с мадам Евфразией, — похвастал Каркефу. — Это довольно скромная, всегда укутанная особа. Занавесочки на её окнах, как и сейчас, обычно целомудренно опущены. Она раздвинула бы их, если бы услышала топот копыт: значит, капитан пришел пешком.

— У этого придурка на все есть ответ, — заметил ему Рено.

— Увы! господин маркиз. Пусть я придурок, да все вижу! Позвольте, я вручу мою душу Богу… Рапира капитана, может быть, чуть короче рапиры мэтра Ганса, но зато рука капитана будет посильнее. Не пройдет и часа, как он продырявит мою кожу… бедная моя дорогая кожа!

Луна хотя и была в окружении нескольких белых ватных облаков, но в бледном её свете все же просматривался большой кусок дороги. Деревья стояли не шелохнувшись. Тихо, ни ветерка. Только филин ухал где-то во мраке ночи.

— А если нам уехать? — спросил Каркефу.

— Вино подано, значит, его надо пить! — ответил Рено на шутку шуткой.

— Ах, господа, всем известно, что я не пью!

— Лицемер! — перебросился словом и Арман-Луи.

В то время красная дверь одинокого домика открылась и внезапно вырвавшийся из неё свет залил дорогу. Силуэты двух теней вырисовывались в квадрате освещенного пространства: один из них тотчас огляделся вокруг и глубоко завернулся в плащ, заботливо высвободив правую руку. Затем дверь закрылась, погасив свет, и все погрузилось во мрак.

Почти сразу на дороге послышались шаги.

— Вот он! — прошептал Каркефу.

Капитан бодро вышагивал, напевая.

— Вы слышите? — снова проговорил Каркефу: — Громовой голос, Геркулесова поступь… Господа! Мне плохо, я теряю сознание!

Каркефу упал и, ползя по земле, крепко привязал к стволу дуба, по правую сторону дороги, один конец веревки; другой её конец он обмотал и туго затянул вокруг березовых пней, по левую сторону дороги.

Та же самая веревка, что недавно привела в ужас мэтра Ганса, теперь была натянута на высоте шести дюймов над землей и совсем не заметна в темноте.

Капитан Якобус только что углубился в лес. То ли из присущей ему осторожности, то ли потому, что ему послышался легкий шорох, но уже с первых шагов он остановился и пристально вгляделся в неясные очертания дороги.

— Помоги нам, Бог Фехтования! — прошептал Рено.

Или Бог Фехтования внял молитвам дворянина, или капитан не заметил ничего такого, что подтвердило бы его внезапную настороженность, — но он снова двинулся вперед. Минута или две отделяли его от столкновения с натянутой веревкой. Каркефу затаил дыхание. Капитан ускорил шаг — но вдруг он зацепился ногой за веревку, упал и растянулся на дороге.

Страшные проклятия сорвались с его губ, но, прежде чем подняться, он попытался выхватить из ножен ту самую рапиру, при одной лишь мысли о которой Каркефу холодел.

Вскочив на ноги, капитан огляделся: три человека, обнажив шпаги, преграждали ему путь.

— Не волнуйтесь! — сказал ему Каркефу. — Я взял на себя труд освободить вас от этой слишком острой железки ничего: нет более опасного для человека, который падает.

— Ах, так это засада! — сказал капитан, скрестив руки на груди.

— Сударь, мы можем объясниться, — холодно заверил его Рено.

— Трое против одного?.. Если вы дворяне — это не по правилам, но если вы бандиты — что вам нужно?

Г-н де ла Герш подошел к нему ближе:

— В замке, неподалеку отсюда, живут старик, молодая девушка, десять жалких слуг. Один человек, вопреки гостеприимству хозяев, задумал план похищения девушки, живущей под присмотром старика. А вы, капитан Якобус, не задумываясь, предлагаете гостю свои услуги и услуги своего отряда, чтобы осуществить его затею, к тому же за это преступление он обещал вам сто золотых экю — и это поступок дворянина?

В ответ капитан выхватил из-за пояса кинжал и в бешенстве выкрикнул:

— Ты забыл, что у меня есть ещё и это оружие? Умри же! — и, словно пантера, он набросился на Армана-Луи.

Но молодой человек увернулся от его выпада и, скользнув под руку капитана, схватил его за горло с такой силой и так резко, что с синим лицом и налитыми кровью глазами его враг тяжело рухнул на землю.

Не теряя ни минуты, Каркефу связал ему ноги и руки.

— Ничтожества! — крикнул капитан, приходя в себя, барахтаясь в дорожной пыли.

— Сударь, — сказал Рено. — Не надо сердиться на моего друга: он гугенот — и научен всякого рода премудростям в общении с простыми людьми. В сущности, его воззрения полны благодушия и таковы, что и истинный католик также был бы счастлив их принять. Просто он хочет уберечь вас от соблазна и предоставить вам такое убежище, где бы вы предавались размышлениям о суетности жизни. Не беспокойтесь о тех свечах, которые должны будут появиться в окне графа де Паппенхейма. Господин де ла Герш берет на себя труд задуть их; я ему в этом помогу.

Капитан напряг мускулы, чуть ли не разрывая их, но веревки, которыми он был связан, не поддавались.

— Я понимаю ваш гнев, — продолжал Рено. — Но, принимая во внимание то, что, с одной стороны, вы теряете сто золотых экю, то есть кругленькую сумму, а с другой, что вы рискуете лишиться жизни, я предлагаю вам за это компенсацию.