Джон Боуман - Остров Демонов

— Он там? — слабым голосом пробормотал Роберваль.

Мессир де Роберваль ехал на серой лошади. Он и оделся в серый бархат, пытаясь подчеркнуть свое собственное великолепие. Конь скакал по длинной аллее среди голых деревьев к миниатюрному дворцу из красного кирпича и белого камня, странным образом выделявшемуся среди огромных круглых башен, столетиями защищавших имя Шабо. Роберваль чувствовал дрожь перед этой красотой и богатством, но больше всего его заставил трепетать вид этих башен, свидетелей благородства и непобедимости.

Человек, приветствовавший его, казался более величественным, чем сам замок, таким же благородным и непобедимым, но высокомерие обтаяло с него, как воск со свечи. Он был почти таким же, как во время их первой встречи в галерее Фонтенбло, но сейчас он был чем-то большим. Он лишь утратил свою молодость.

Адмирал подошел к окну и посмотрел На свиту Роберваля. Потом он повернулся.

— Я был груб с вами, монсеньер де Роберваль. Приношу свои извинения.

Роберваль уставился на Шабо, соображая, какая муха того укусила. Если бы у него хватило ума, можно было бы воспользоваться преимуществом. Но Роберваль пытался хладнокровно обдумать тот факт, что первый человек Франции извинялся перед ним.

— Мне просто не повезло, монсеньер, вы не поняли, что я говорил о любви…

— Я знаю! Я знаю! — Шабо кивал головой. — Но не томите меня. Где он… где они?

Это был тот момент, которого Роберваль боялся больше всего. Он понимал свою уязвимость без поддержки Элен, Турнона или Альфонса. Собравшись с мыслями, он посмотрел на встревоженного старика.

— Это была любовь, силу которой я осознал слишком поздно, — тихо сказал он. — Мне не приходило в голову, что ваш племянник проберется на корабль под другим именем.

— Где они?

— Это была странная любовная связь… они сказали, что были обвенчаны.

— Это так, Пьер показывал мне документ.

На глаза Роберваля навернулись слезы, обрадовавшие его. Он смотрел на подсвечник, стоявший за спиной Шабо.

— Монсеньер, вы не представляете себе… Их любовь была прекрасной!

Шабо тревожно смотрел на Роберваля.

— Где они, монсеньер де Роберваль?

— Они… была вспышка чумы… — Роберваль потупил взгляд и схватился руками за голову.

— О, Господи!

— Это была любовь, которую трудно себе представить… такая чистая! — сказал он и зарыдал.

Шабо протянул к нему руки.

— Мы оба пострадали, — вздохнул он. — Это моя вина.

Первый снег мягко опускался на землю, предвещая начало суровой зимы, которую они так давно ждали. Он покрыл побережье и дюны, сделав их похожими на Альпы.

— Ну, вот она и пришла, — сказала Бастин, глядя на прелестную картину.

— И не так, как мы ожидали, — весело отозвался Пьер.

— Она будет хуже.

— Но мы неплохо подготовились к ней.

— Неплохо, — неохотно согласилась Бастин. — И я заметила, что ты с удовольствием носишь одежду, которую я сшила для тебя, и больше не бегаешь нагишом по острову.

Пьер засмеялся и оглядел себя. Он, конечно, носил одежду, не желая замерзнуть, но она была потешно несуразной: длинные шерстяные панталоны, подвязанные на поясе и у лодыжек, длинная шерстяная туника и безрукавка, сделанная из меховой накидки Маргерит. Его ноги, так же как и ноги женщин, были обуты в чувяки из тюленьих шкур, подвязанных кожаными ремнями.

— Бастин, вы чудо, — сказал он. — Без ваших знаний и заботы мы с Маргерит были бы беспомощны, как дети.

Бастин посмотрела на него и улыбнулась.

— Вы тоже неплохо поработали, и это радует.

Они уже давно оставили надежду увидеть корабль. Если бы Картье хотел прийти им на помощь, он давно уже был бы здесь. Бастин поняла это, а Пьер уступил сильному желанию Маргерит сделать этот остров их домом. По мере того, как росла его способность обеспечить ее будущее, росло и его убеждение в собственном возмужании. Хотя он и продолжал ублажать Бастин добросердечным юмором, в нем все больше чувствовался характер.

Однажды он принялся сооружать перегородки вокруг кроватей, используя холсты и доски.

— Что ты делаешь? — спросила Бастин. Пьер объяснил.

— Убери их. У меня нет желания быть отрезанной от вас, чтобы на меня неожиданно напала какая-нибудь мерзкая тварь.

Пьер искоса взглянул на Бастин, но даже не улыбнулся в ответ на ее нелепое заявление. Он был встревожен этой ревностью Бастин к его взаимоотношениям с женой.

— Здесь нет диких животных, и вы прекрасно это знаете, Бастин. И пришло время нам уединиться.

Она недобро взглянула на него и быстро вышла на улицу. Пьер продолжал работу. Вскоре появилась Маргерит.

— Что ты сказал няне? Она говорит, что ты не желаешь видеть ее на острове, где мы должны остаться одни.

Пьер повторил разговор, и Маргерит рассмеялась.

— Она никогда не спала далеко от меня. Думаю, что причина в этом.

— Даже дома на твоей кровати был балдахин…

— Может быть, причина не только в этом, Пьеро… Она действительно несчастна. Теперь она плачет в амбаре…

— Маргерит, мы больше не можем прятаться от нее, как нашкодившие дети. К тому же, погода больше не позволит нам… — сказал он без улыбки. — Или ты хочешь, чтобы я ждал до весны?

Маргерит улыбнулась и покачала головой.

— Конечно, нет, — сказала она.

Этой ночью, в закрытом пространстве около своей кровати, они слушали, как Бастин оттаскивает свою постель подальше в глубь комнаты. Няня что-то бормотала про себя. Они слушали молча несколько секунд, но наконец Пьер не смог сдержать смех и они захихикали вдвоем с Маргерит. Они крепко прижимались друг к другу, пряча лица в шкурах, но чем дольше задерживали дыхание, тем сильнее их разбирал смех.

Неожиданно Бастин громко заявила:

— Очень хорошо! Если вы хотите уединения, то я тоже хочу его. Никто и близко не подойдет к моей постели.

Так Пьер стал хозяином их замка.

Первый снег лежал только один день, потому что ветра выдули его вместе с песком. Ветра с севера принесли ледяные шторма, которые бушевали над островом, пока тот не стал похож на стеклянный. Сначала замерз источник, а потом и соленое озеро. Пьер отправился за водой с топором, чтобы сделать прорубь, а когда вернулся, то и сам выглядел остекленевшим и замороженным, с заиндевевшими бровями и бородой.

Все птицы, кроме чаек, откочевали. Немногие оставшиеся тюлени обретались, на южном побережье, там, где в прежние дни они грелись на солнце и ныряли в волнах. Впрочем, эти животные могли обеспечить их мясом на всю зиму. Пьер обнаружил, что под толстым слоем льда в озере все еще жила рыба, и, проделав лунку, он вылавливал ее сачком. Свежая пикша, зажаренная в тюленьем жиру, вносила приятное разнообразие в их меню. Их печалило только отсутствие зелени, и Бастин пришлось обратиться к запасам зерна, прихваченным с корабля.