Пьер Бенуа - Прокаженный король

— Она должна скоро быть в Париже?

— Едва ли. Я хочу сказать, что, когда кончатся эти злосчастные экзамены, мы поженимся. И тогда я привезу ее сюда. Она поблагодарит тебя по заслугам, ведь ты можешь быть главным пособником нашего счастья. Мы будем посещать шикарные рестораны, мюзик-холлы… Да, но этот экзамен, черт возьми… Как ты думаешь?.. Ведь я не помню, кажется, ни единого слова по-гречески.

— Послушай, — сказал я ему решительно, — обещаю тебе, что в июле, если ты только будешь меня слушаться, ты получишь магистра истории.

— Ах! — воскликнул он. — Как я буду тебе признателен! Ты спасешь мне жизнь. Человек, еще две полбутылки!

— За что ты хочешь приняться?

— Гм! Я еще как следует не знаю. Думаю, за то, где поменьше греческого.

— Ну, тогда возьми часть чисто историческую. В ней, по крайней мере, если поработать как следует, можно встретить меньше всяких неожиданностей.

— Ты думаешь?

Кажется, мои умозаключения не очень-то его соблазняли.

— Я уверен. В сущности говоря, ты знаешь, магистерская степень не что иное, как высшая степень бакалавра. Сначала выбери темы твоих письменных работ. Я советую тебе взять древнюю историю и историю средневековую. Ты читал «Citй Antique»?

— «Cite Antique»? Нет, не помню. Но во всяком случае и завтра и в другие дни у нас будет время заняться всей этой чепухой. Сегодня же давай веселиться! Идем обедать на Монпарнас.

Вечер длился долго и закончился, как полагается, в увеселительных местах. Меня поражала уверенность Рафаэля во всем, его развязность. Я шел рядом с ним по ночному бульвару, вертя тросточкой, пробуя этим жестом — в него я вкладывал весь апломб, на какой только был способен — изгнать необычайное волнение, овладевавшее мной каждый раз, едва только мы находились перед какой-нибудь молоденькой женщиной, такой очаровательной, так восхитительно подгримированной.

Следующий месяц доставил мне серьезный повод для удивления. Рафаэль принялся за занятия с таким прилежанием и так успешно, что вначале я был крайне поражен этим обстоятельством. Я убедился, что под замашками юного кутилы крылись и сила воли и настойчивость. Он честно добивался своей Аннет, и теперь я был уверен, что он ее получит, так же как и степень магистра, и к тому же самым наилучшим образом. По его настоянию я переехал из моего семейного пансиона и поселился с ним на улице Генего, девять, в старом доме, очень приятном с виду, где он снял маленькую квартирку, за убранством которой следил с необычайным вкусом.

Милая улица Генего, какие волнующие воспоминания храню я о тебе! Мой друг был истинным вдохновителем; доказанная уже страсть, которую он испытывал к мадемуазель Барбару, не мешала ему каждый раз, как только представлялся к этому случай, посвящать себя классическим увеселениям двадцатипятилетнего человека. Но с каким мастерством он умел призывать себя к порядку, едва только чувствовал, что его работа, наша работа, ставится на карту. Не довольствуясь ревностным посещением лекций в Сорбонне, он часто сопровождал меня на лекции Высшей школы и «Коллеж де Франс». Я вынужден был их посещать для подготовки к диссертации на тему об учреждениях Александра Великого в Согдиане. Часто случалось, что он давал мне советы, о которых мне не приходилось жалеть. Вот почему, когда я снова встретил его пятнадцать лет спустя на террасе казино в Ницце, — я не был слишком удивлен, что он с первых же минут высказал столь сильное пристрастие к вопросам истории и искусства.

Каникулы снова нас разъединили после того, как я не плохо выдержал экзамены, а он получил свою магистерскую степень — оба с одинаковыми отзывами — удовлетворительно. Он обещал, покидая меня, что я первый узнаю о его свадьбе; я должен быть его свидетелем. Прошел август, прошел сентябрь, а от него не было никаких известий. Только в ноябре я получил письмо. У другого все это звучало бы криком полнейшего уныния, упадка духа — у него же только скрытым гневом. Проделки старого Барбару все еще продолжались. Лицемерно утверждая, что он не желает лучшего зятя, которым он может гордиться перед всем лионским обществом, этот старый плут требовал теперь, чтобы Рафаэль увенчал свои похвальные достижения, получив докторскую степень. И, кроме того, он и Аннет еще так юны, милые детки!..

«Можно сказать, — писал мне Рафаэль, — что отвратительное лукавство этого старикашки превзойдет все, все, кроме нашего упорства, моего и Аннет. Я получу требуемую им докторскую степень. Я это сделаю, но это — последний раз, что он нам помешает. И он сам это чувствует. Весь Лион уже начинает судачить. Чтобы заставить замолчать все сплетни, он вынужден был объявить многим о нашей скорой свадьбе. Больше он уже не может отступать. Что же касается меня — остается еще один удар, еще одно усилие с моей стороны. Счастье наше оттягивается еще на год, и единственное утешение, это — мечтать, дорогой мой Гаспар, что мы проживем вместе с тобой лишний год». Увы! Письмо его не застало меня в Париже. Причины денежного характера вынудили меня оставить на короткое время подготовку к экзамену на звание профессора, занятие, несомненно, долгое и дорогостоящее, и принять место учителя в одной провинциальной школе. Когда я, наконец, получил письмо Рафаэля, прошел уже целый месяц с тех пор, как я обосновался в школе в Сиврен. Он написал мне, что эта новость принесла ему разочарование. Я ответил ему. Он еще раз написал мне. Письма наши разминулись. В конце учебного года я прочел в «Бюллетене Народного Просвещения», что он удостоен степени доктора с отличным отзывом о диссертации на тему «Monseigneur Р'щпеаи de Bйhaine et l'Empereur Gia-Long». Я поздравил его в письме, которое осталось без ответа. Больше мы ничего не знали друг о друге… И вот сегодня случай показал мне, что, восторжествовав над старым Барбару, он стал счастливым обладателем и невесты, о которой мечтал с юных лет, и одного из редчайших во Франции состояний, способного поддерживать ту поразительную роскошь, которой в настоящее время я был приглашен восхищаться.

— Вот ты и у себя, — сказал он мне, открывая дверь. — Ах, да, кстати — твою багажную квитанцию. Дай ее мне. Гратьен сейчас съездит за твоим багажом. Если тебе что-либо понадобится, позвони. Я приду за тобой через десять минут.

И он оставил меня.

Я начал изучать мое непредвиденное королевство. Оно состояло из ванной комнаты и двух больших комнат, выходящих на широкий балкон. Я на мгновенье облокотился на перила. Листья деревьев в их бледно-зеленой прозрачности, освещенные снизу из парка электрическими шарами, расстилались у моих ног. Только море, совсем близко, своим размеренным, усталым Шумом нарушало ароматную тишину ночи.

Я покинул балкон и вернулся в комнату. Первое, что мне бросилось в глаза, это мой чемодан поддельной крокодиловой кожи. Бог мои! Каким жалким казался он здесь, бедняжка, среди всей этой роскоши! Я поспешил поставить его в шкаф, предварительно опустошив. Тогда настало мученье другого порядка. Как заполнить тремя-четырьмя довольно примитивными туалетными принадлежностями это множество столов, этажерок, ящиков, хрустальных бокалов, сверкающих в ванной комнате? На минуту я решил было уложить все снова обратно — но послышались шаги Рафаэля. Я едва только успел привести немного в порядок свой туалет.