Александр Быков - Стылый ветер

Томас склонился над изможденным, осунувшимся лицом Старика. Куском ткани вытер пот с покрывшегося испариной лба и, заглянув случайно в глаза Цебеша, вздрогнул. Вышел из комнаты, непрестанно крестясь.

«Говорят, что в сгоревшем доме, который снимали мы для Марии, нашли кости огромной, размером в человеческий рост, курицы. Господи, помилуй! Хоть бы пан Цебеш поправился. Куда же мы все без него. В какую бездну катится весь этот мир?!»

«Господину комиссару инквизиции, капитану Стефану Карадичу. Срочно. Лично в руки».

Матиш поморщился.

«Все повторяется. Я это, кажется, уже когда-то писал ему. И чем кончилось? — Тяжелая, сбивающая с мыслей боль. Он потрогал уже пропитавшиеся кровью бинты на голове. — Черт! Именно черт дернул меня зайти в тот самый кабак... Вокруг было столько манящих вывесок, ароматов... Но злая судьба всегда, стоит мне только немного расслабиться, кидает приманку. Как тогда, сквозь хмельной угар меня словно кто-то кольнул, и я догнал уже уходившую фрау... Кажется, фрау Хелен. Тогда-то все и завертелось, словно на карусели. Так и теперь... Память на лица. У меня всегда была прекрасная память на лица. И я узнал в кабаке, когда уже был до безобразия пьян: в углу сидит тот самый солдат, что провожал Марию в лавку Трухзеса Фихтенгольца. Тот самый!

Конечно, тогда он был в ермолке и красном кафтане с позументами, а теперь в итальянском камзоле и кожаной шляпе с пером. Но лицо... Я чуть не поперхнулся своей выпивкой, когда понял — вот ОНО! Стефана снова не подвело его звериное чутье на нечисть. Ведь это он послал меня в Линц! Где этот солдат, там и Мария, там и Цебеш! Конечно, я стал за ними следить... Их было двое, этих солдат. Один — которого я узнал, и второй с ним — мне незнакомый. Но они наверняка были вместе. И пили так, словно отмечали какое-то важное, только что удачно законченное дело. А когда я понял, ЧТО ИМЕННО они могут праздновать, то чуть не протрезвел от ужаса...

Одному мне их было, конечно, не взять. Метнулся в трибунал. Собрал несколько человек: двух баварских аркебузиров, еще двух солдат из команды Бибера. О, как мы мчались! Что это была за погоня! Они чуть не ушли у нас из-под носа. Но в телеге, в которой укатили эти двое, была Мария! Я и ее узнал... Какая гонка! Я чуть не свалился с коня. А когда за мостом, после поворота, увидел в двадцати шагах от себя нацеленные прямо на нас мушкеты...

Господи! Наказуешь Ты меня или милуешь? Благо или беда то, что происходит с нами? Воистину, неисповедимы пути Твои. Наверное, я был слишком пьян... Или это просто моя счастливая судьба? Так или иначе, но, пальнув из пистоля, я потерял равновесие и выпал из седла, как раз в тот момент, когда они дали залп из мушкетов... Падая, голову себе разбил о дорожные камни. Но именно это спасло меня от неминуемой гибели. Один из головорезов Цебеша ходил по поляне и добивал всех, кто еще шевелился. Меня он не тронул. Решил, верно, что я до смерти разбился. Немудрено было так решить, когда я лежал в луже собственной крови.

Все, все в руце Твоей, Боже! В живых Ты оставил меня, чтобы направить Твою карающую длань... Амен. Надо писать Стефану. Скорее, и как можно короче. А то они снова уйдут».

И Матиш взялся за перо.

«Опознал в Линце Марию и одного из розыс...» — капрал, морщась от пронзившей голову боли, пошевелил губами, пытаясь произнести то, что собирался написать. — Розыски... выва... е-мых, — плюнул с досады, зачеркнул последнее слово и написал следом: — «Албанца нашел. Погоню за ними... Ранен засаде. Голова. Другие все убиты. Мария и сообщники ушли. Слышал их разговор. Обрывки: „юг, венец“. Шли подкрепление. Матиш».

Поставив жирную точку, Матиш решительно запечатал письмо.

— Бибер! — На лице капрала появилась недобрая улыбка.

— Я здесь! — Лейтенант полиции Христа города Линца вытянулся перед ним по стойке смирно.

— Повезешь это письмо в Грац. Завтра чтобы оно было там. В сопровождение тебе даю последнего своего мюнхенского аркебузира, Тубвельта.

— Да-да, — закивал головой толстяк Тубвельт.

— Слушай внимательно, парень, — продолжил Матиш, обращаясь к баварцу. — Если этот офицер попытается вскрыть письмо, улизнуть или просто поедет в Грац недостаточно быстро, просто застрели его, как пособника еретиков. Таков приказ комиссара Карадича. Понял?

— Да-да! — радостно потер руки баварец.

— А вас, сударь, — повернулся Матиш к Биберу, — я предупреждаю. Письмо важное и срочное. Сколько лошадей вы загоните, меня не волнует, но чтобы завтра письмо было в Граце.

— Но я... Как же можно бросить вверенный мне Линц, отряд полиции?..

— Не беспокойтесь, сударь. Я о них позабочусь. С этого момента я, в соответствии с инструкциями комиссара Карадича, принимаю у вас командование над силами полиции Христа в Линце. А вашу дальнейшую судьбу будет решать сам комиссар. Ступайте!

Бибер открыл было рот, чтобы возразить, но, помедлив, безмолвно захлопнул его, развернулся кругом и на прямых, негнущихся ногах двинулся прочь.

«Интересно, что сделает с Бибером Стефан Карадич, если этот болван подвернется комиссару под горячую руку?» — Матиш от удовольствия сощурился. Он от души посмеялся бы над Бибером подольше. Но нынче его терзали тревога и страх.

«Боже, ответь! Подай хоть какой-нибудь знак! Что мне теперь делать?.. Отчего так болит голова? Отчего мне так... так страшно скакать за ними в погоню? Ужас охватывает меня при одной только мысли об этом... Разве в первый раз я попадаю в переделку? И разве пристало солдату бояться смерти? Ведь не дрожали у меня колени, когда мы ходили в атаку на янычар. И когда мы стояли всего вчетвером против нескольких сот готовых взбунтоваться крестьян, я не дрожал... Отчего же сейчас меня всего колотит при одной только мысли... Словно я должен отправиться в погоню за самим Сатаной... Да хоть бы и так! Пусть я трус, если дрожу теперь как осиновый лист. Но разве это оправдание? Ведь дело даже не в капитане. Я и сам не могу, не смею теперь отступить... Отче наш! Ты же еси на небеси. Да будет воля Твоя!» — Скрипнув зубами, Матиш встал из-за стола.

— Слушай мою команду! Все, кто может еще держаться в седле, — готовиться к походу. Через три часа выступаем!

«Да, я испуган, — подумал в заключение Матиш. — Но пусть теперь дрожит от страха и тот, кто меня испугал!»

Телега, вместо того чтобы нести их прочь, подальше от Линца, стояла неподвижно. Дорогу снова преградила колонна военных, двигавшаяся по пыльной дороге им навстречу — на северо-восток. Казалось бы, откуда в этой нижнеавстрийской глубинке взяться такому отряду? Но они шли, напевая и насвистывая что-то свое, боевое. Неаполитанцы, тирольцы, австрийцы. Бравые мужчины, с открытыми, радостными лицами. Они шли на войну, словно на праздник. С ними бодро шагал капеллан в сутане, ставшей серой от бесконечной дорожной пыли. В такт их движению бил барабан.