Александр Дюма - Парижане и провинциалы

И, словно забыв все, что случилось, он пошел навстречу Мадлену, протягивающему руки для объятия.

И тогда бывший торговец игрушками рассказал своему старому товарищу, что, приехав на несколько дней в Париж за новым охотничьим снаряжением, он не захотел пройти мимо «Королевы цветов», не пожав руки владельцу заведения.

Но, рассказывая все это, Мадлен против воли не мог оторвать взгляд от Пелюша и, казалось, был сильно удивлен переменой к худшему, произошедшей во внешности его старого товарища. Он смотрел на Пелюша со своего рода оцепенением, отведя от него глаза лишь для того, чтобы вопрошающе посмотреть на г-жу Пелюш и свою крестницу.

Камилла отлично поняла значение этого взгляда и приложила пальчик к губам, -предупреждая крестного, что все расспросы по этому поводу неуместны.

Госпоже Пелюш хотелось достойно ответить на проявленную Мадленом щедрость садовода и рыболова, и она предложила ему с не свойственной ей любезностью разделить их семейный обед.

Хозяин «Королевы цветов» с восторгом поддержал это предложение; несмотря на все усилия, ему с трудом удавалось владеть своими эмоциями, поэтому он был бесконечно рад возможности получить несколько часов, чтобы прийти в себя. Но в то же время, чтобы доказать Мадлену, что ничто не изменилось в его привычках, г-н Пелюш несколько раз повторил, что, поскольку обед будет лишь в пять часов, ему нужно привести в порядок свои конторские книги, так как обязанности коммерсанта для него даже превыше удовольствия побеседовать с другом.

Сельский житель под предлогом, что ему надо сделать еще кое-какие покупки в квартале, вышел вместе с Камиллой, которая, желая спокойно переговорить с Мадленом, попросила у отца разрешения сопровождать своего крестного.

Час обеда собрал всех четверых в маленькой столовой торговца цветами, о которой уже шла речь.

Господин Пелюш, возбужденный, словно ему предстояло драться на дуэли, подготовил целый набор доказательств, призванных не оставить камня на камне от клеветнических утверждений Мадлена, если тот попытается очернить радости коммерции, и показать ему, что удовольствие от производства бумажных цветов и отправки их в четыре части света остается, невзирая на карпов, угря и фрукты, присланные Кассием, самой важной обязанностью человека на земле.

Но, к несчастью, цветочнику так и не удалось поделиться результатами своих размышлений.

Мадлен был, как обычно, весел и, не принимая вызова, пропускал мимо ушей коварные выпады, с помощью которых г-н Пелюш пытался свести разговор к этим интересующим его вопросам, послужившим причиной его ссоры с другом и тех жестоких разочарований, что последовали за этой ссорой. Если Кассий говорил о прелестях своего нового образа жизни, если он делился со своими хозяевами наслаждением, полученным им от охоты, рыбной ловли и садоводства, то делал он это с таким добродушием, что щепетильности владельца «Королевы цветов» не удалось найти ничего оскорбительного в его словах.

Даже привыкнув ничему не удивляться, г-жа Пелюш не смогла скрыть изумления, вызванного этим перевоплощением Мадлена. Нет, он не стал элегантным человеком, его внешность продолжала оставаться грубой; но он утратил то насмешливое расположение духа, жертвой которого обычно становилась хозяйка дома, и за все время обеда ни разу не допустил в отношении ее ни одной из тех странных выходок дурного вкуса, ни одной из тех пошлых двусмысленностей, на которые торговец игрушками прежде был так шедр и которые делали его поистине невыносимым.

Итак, время обеда превратилось для г-на Пелюша в целую цепь разочарований, а для г-жи Пелюш — в целую цепь сюрпризов.

И когда Мадлен, которому еще предстояло проделать восемнадцать льё, чтобы добраться до своего крова, простился со своими друзьями, не забыв заверить г-жу Пелюш, что ей еще предстоит отведать плоды его охоты, точно так же как она уже отведала плоды его рыбной ловли и садоводства, та с присущей ей простодушной бестактностью не смогла удержаться и не заметить мужу, что не следовало выдвигать нелепые доводы против намерений Мадлена, которым суждено было завершиться столь блестящим результатом.

Господин Пелюш ничего ей не ответил; пока служанка собирала со стола, он ходил взад и вперед по тесной комнате, испытывая страшное волнение и даже не давая себе труда скрыть его.

Вдруг, как бы уступая внезапному порыву, торговец цветами взял свою шляпу и впервые в жизни вышел из дома без определенной цели.

Он долго бродил по улицам Парижа либо следуя за толпой, либо останавливаясь, когда она замирала, — в общем, будто занимаясь бесцельным шатанием, за которое он столь презрительно осуждал художников и простаков, но на самом деле он был настолько поглощен своими мыслями, что в течение получаса простоял перед витриной гидравлических инструментов, хотя, разумеется, не мог проявить к ним столь большого интереса.

Это было первое серьезное развлечение г-на Пелюша. И мы увидим, к чему оно его привело.

Вывели г-на Пелюша из этого состояния шутовские выходки какого-то мальчишки.

Возвращенный к реальностям этого мира, он понял всю нелепость своего положения, краска стыда пятнами выступила у него на скулах, и он бросился прочь, спрашивая себя, до чего может довести человека непривычное волнение.

Было одиннадцать часов вечера. Некоторые магазины уже закрыли свои витрины. Свет вывесок и рекламы стал постепенно бледнеть; экипажи, хотя и встречались реже, вместе с тем мчались гораздо быстрее, шум стихал: ночной Париж вступил в свою вторую фазу.

Хотя это был тот час, когда г-н Пелюш сам привык закрывать снабженные штырями ставни магазина «Королева цветов», он не чувствовал ни малейшего желания спать; прогулка, которую он совершил, правда, остудила его пылающий лоб, но, благодаря испытываемому цветочником ощущению блаженства, внушила ему лишь одно желание: продолжить это движение, которое так соответствовало возбужденному состоянию его души. Однако он смутно представлял себе то беспокойство, какое должны были испытывать в это время г-жа Пелюш, урожденная Крессонье, и мадемуазель Камилла, его дочь.

Никогда на своем супружеском веку г-н Пелюш не возвращался в столь поздний час.

Это соображение заставило его положить конец своим бесцельным странствиям, сориентироваться и попробовать отыскать путь домой.

Некоторое время он вел себя словно путешественник, заблудившийся в девственных лесах Америки и пытающийся определить дорогу по пучку травы, по стволу дерева, по утесу или скале необычного вида; некоторое время, повторяем, он пристально рассматривал двери и окна домов, считая постыдным для себя, выросшего в Париже, читать название улицы, на которой он находился, на услужливых табличках, установленных городскими властями в начале и конце улиц, чтобы облегчить маршрут провинциалам; не прибегая к столь унизительному для себя способу, он определил, что его беспорядочные скитания привели его в тот старый Париж, притоны которого стали тогда так широко известны благодаря знаменитому роману.