Александр Дюма - Сан-Феличе. Книга первая

И Шампионне подписал приказ.

Его собеседник явно не одобрял такой умеренности, а потому Шампионне добавил:

— Поверьте, Макдональд, именно так цивилизация должна отвечать варварству. Прошу вас как друг объявить этот приказ тотчас же, а не то я буду вынужден как начальник приказать вам это.

Макдональд минуту молчал, как бы колеблясь; потом вдруг бросился Шампионне на шею и поцеловал его, говоря:

— Бог будет сопутствовать вам завтра, дорогой генерал, ибо вы олицетворенная справедливость, отвага и доброта.

И, вновь сев на коня, он отправился к своим частям, выстроил солдат и объявил им приказ Шампионне, вызвавший бурю восторга.

То были последние славные дни Республики; нашими солдатами еще владели великие человеколюбивые чувства, над ними еще реял дух революции 1789 года, которому вскоре суждено было выродиться в преклонение перед одним-единственным человеком и в преданность ему. Они оставались такими же благородными, но стали уже не так добры.

Шампионне тотчас послал к Лемуану и к Казабьянке курьеров с предупреждением, что их, вероятно, атакуют на следующий день; он приказывал в случае нападения немедленно известить его, чтобы он мог принять необходимые меры. Лаюр тоже был уведомлен о том, что произошло в Баккано. Ему сообщил об этом все тот же конный егерь, случайно ускользнувший при избиении французов; еще весь в крови после стычки, происшедшей накануне, он просил, чтобы завтра его одним из первых послали в бой, так хотелось ему отомстить за товарищей и за самого себя.

Около трех часов пополудни Шампионне спустился с Чивита Кастеллана и стал обходить передовые посты командира бригады Лаюра, потом части Макдональда. Он беседовал с солдатами, напоминая им, что они ветераны Арколе и Риволи, что драться один против троих они уже привыкли, и, следовательно, их не должна пугать необходимость драться одному против четверых.

Потом он разъяснил смысл последних приказов: своего и генерала Макка; он говорил, что республиканский солдат — это вооруженный апостол, в то время как солдаты деспотизма — всего лишь наемники, не имеющие собственных убеждений. Он спрашивал, любят ли они свою родину и считают ли, что целью всякой умной нации является свобода, а также думают ли они, что, подобно тому как триста спартанцев, любя родину и свободу, чуть было не победили несметную армию Ксеркса, десять тысяч французов могли бы справиться с сорока тысячами неаполитанцев.

Слушая эти отеческие речи, понятные каждому, ибо Шампионне не употреблял ни высокопарных выражений, ни иносказаний, все улыбались и лишь беспокоились, хватит ли им боевых припасов.

В ответ на заверения генерала, что этого опасаться не следует, люди отвечали:

— Все пойдет отлично.

Вечером Шампионне распорядился выдать на каждую роту по бочонку вина из Монтефьясконе, то есть приблизительно по полбутылки на человека, превосходного свежего хлеба, испеченного в его присутствии в Чивита Кастеллана, и по полфунта мяса. Для людей, которые уже три месяца терпели нужду во всем и не получали жалованья уже полгода, это была прямо-таки трапеза сибаритов.

Потом Шампионне предписал не только командирам, но и солдатам величайшую бдительность.

Вечером на французских биваках заполыхали большие костры, а полковые оркестры сыграли «Марсельезу» и «Походную песню».

Враждебно настроенные жители селений, затерявшихся в горных теснинах, с удивлением наблюдали за людьми, которым предстоит завтра сражаться и, вероятно, умереть, а они, готовясь к бою и к смерти, распевали песни и веселились. Но и для тех, кому это было непонятно, зрелище представлялось величественным.

Ночь прошла спокойно. Солнце, взойдя, осветило армию генерала Макка; она наступала тремя колоннами; о четвертой, двигавшейся на Терни и невидимой, можно было догадываться лишь по облаку пыли, поднявшемуся на горизонте; наконец, пятую, выступившую накануне вечером из Баккано в сторону Асколи и не могло быть видно.

Три колонны под командованием генерала Макка насчитывали около тридцати тысяч человек; шесть тысяч должны были атаковать наши передовые отряды на крайнем левом фланге; четырем тысячам было приказано занять селение Виньянелло, возвышавшееся над всем полем сражения; наконец, самой мощной части армии — она насчитывала двадцать тысяч человек и состояла под личным командованием Макка — предстояло атаковать Макдональда с его семью тысячами воинов.

Шампионне разместил резервные отряды по склонам горы, на которой сам он стоял с подзорной трубой в руках.

Его окружали адъютанты, готовые передать приказы генерала в любое место, куда потребуется.

Первою была обстреляна полубригада Лаюра.

Он разместил своих людей перед деревней Риньяно, превратив в боевые укрепления ее первые дома.

Лаюра атаковали те самые солдаты, что накануне в Баккано перебили пленных. Макк предоставил им, как тиграм, напиться крови, чтобы они стали если не храбрее, то свирепее.

Они смело двинулись к позициям противника, но во французской армии живо традиционное представление об отваге неаполитанских войск, и потому этот наскок не особенно устрашил наших солдат. Лаюр силами своей 15-й полубригады, то есть располагая тысячей бойцов, к великому удивлению неаполитанцев, отбил первую атаку; они предприняли новую яростную попытку и были отброшены вторично.

Тогда Мишеру, командовавший неприятельской колонной, подвел артиллерию и разгромил первые дома, где засели наши стрелки; дома рухнули, и защитникам их больше некуда было спрятаться. Среди французов возникло недолгое смятение, и неаполитанский генерал воспользовался им, чтобы бросить в атаку отряд в три тысячи человек, который ринулся на деревню и занял ее.

Отступив, Лаюр перестроил за холмом свой небольшой отряд, так что при выходе из деревни неаполитанцы попали под такой сильный огонь, что теперь уже им пришлось отойти.

В ответ Мишеру атаковал французов тремя колоннами — одной в три тысячи человек, продолжавшей наступать по главной улице деревни, и двумя по полторы тысячи, двигавшимися с боков.

Лаюр храбро ждал неприятеля за естественной преградой, где он устроил засаду, и запретил солдатам стрелять иначе как в упор; солдаты точно исполнили это, но неаполитанцы шли густой массой и продолжали наступать, ибо задние ряды напирали на шедших впереди. Лаюр понял, что его окружат; он приказал солдатам построиться в каре и постепенно отступать к Чивита Кастеллана.

Маневр осуществился словно на параде: три батальона тотчас же перестроились под огнем неаполитанцев и вы-. держали, не нарушая построения, несколько атак отличной неаполитанской кавалерии.

Шампионне с вершины холма наблюдал эту блистательную оборону; он следил за отступлением Лаюра вплоть до моста Чивита Кастеллана, но в то же время заметил, что погоня вызвала беспорядок в рядах неаполитанцев; он тотчас послал к отважному командиру 15-й полубригады дежурного офицера с приказанием возобновить наступление, для чего он направляет ему в помощь пятьсот солдат. Лаюр немедленно передал это сообщение по рядам сражающихся, и они встретили его криками «Да здравствует Республика!». Увидев, что обещанное подкрепление мчится во весь опор, со штыками наперевес, слыша барабанный бой, призывающий к атаке, они бросились на неаполитанцев так стремительно, что те, не ожидавшие ничего подобного и уже считавшие себя победителями, сначала удивились, потом, после минутного колебания, сломали строй и кинулись врассыпную.