Александр Дюма - Графиня де Монсоро. Том 1

– Я имею в виду, господин де Гиз, – возразил Генрих, – что всякий добрый католик, вернувшись из похода, обычно сначала навещает бога в каком-нибудь храме, а потом уже короля. Почитать бога, служить королю – вы знаете, кузен, это истина наполовину божественная, наполовину политическая.

При этих словах герцог де Гиз покраснел более заметно. Король, который говорил, глядя гостю в глаза, заметил его смущение; повинуясь какому-то инстинктивному порыву, он перевел взор с Гиза на герцога Анжуйского и с удивлением увидел, что его милый брат побледнел столь же сильно, сколь сильно покраснел его дорогой кузен.

Это волнение, проявившееся по-разному, поразило короля. Генрих намеренно отвел глаза и принял любезный вид. Под таким бархатом Генрих III, как никто, умел прятать свои королевские когти.

– В любом случае, герцог, – сказал он, – ничто не сравнится с моей радостью, когда я вижу вас живым и невредимым, счастливо избегшим всех роковых случайностей войны, хотя про вас говорят, что вы не бежите от опасностей, а дерзостно ищете встречи с ними. Но опасности знают вас, мой кузен, и это они бегут от вас.

Герцог поклонился в ответ на любезность.

– Поэтому я вам скажу, мой кузен: не гоняйтесь с таким увлечением за смертью, ибо это поистине невыносимо для бездельников вроде нас, грешных, которые спят, едят, охотятся и считают за победу изобретение новой моды или новой молитвы.

– Да, да, государь, – ухватился герцог за последнее слово короля. – Нам известно, что вы король просвещенный и благочестивый, и никакие плотские утехи не заставят вас позабыть о славе божьей и интересах святой церкви. Поэтому-то мы и прибыли сюда, с полным доверием к вашему величеству.

– Полюбуйся на доверие твоего кузена, Генрих, – сказал Шико, показывая королю на свиту герцога, которая, не осмеливаясь перешагнуть порог королевских покоев, толпилась у открытых дверей, – одну его треть он оставил у дверей твоего кабинета, а остальные две – у дверей Лувра.

– С доверием?.. – повторил Генрих. – А разве вы се всегда приходите ко мне с доверием, мой кузен?

– Позвольте мне объясниться, государь; слово «доверие», слетевшее с моих уст, относится к одному предложению, которое, я надеюсь, вы не откажетесь выслушать.

– Ага! У вас имеется какое-то предложение ко мне, кузен? Тогда выскажитесь откровенно, или, как вы сказали, «с полным доверием». Чтобы имеете нам предложить?

– Одну из самых прекрасных идей, которые могли бы еще взволновать христианский мир с тех пор, как крестовые походы сделались невозможны.

– Говорите, герцог.

– Государь, – продолжал герцог, на этот раз повышая голос так, чтобы его было слышно и в передней, – государь, звание всехристианского короля не пустой звук, оно обязывает ревностно и пылко оборонять религию. Старший сын церкви, а таков ваш титул, государь, должен всегда быть готов защитить свою мать.

– Вот так да, – сказал Шико, – мой кузен проповедует с длинной рапирой на боку и с каской на голове. Забавно! Отныне меня больше не удивляют монахи, рвущиеся в бой. Генрих, я у тебя прошу полк для Горанфло.

Герцог де Гиз сделал вид, что не слышал этих слов. Генрих III положил ногу на ногу и оперся локтем о колено, а подбородком – о ладонь.

– А разве церкви угрожают сарацины? – спросил он. – Или не жаждете ли вы случаем для себя титула короля.., иерусалимского?

– Государь, – продолжал герцог – уверяю вас, что народ, который в огромном стечении следовал за мной до Лувра, благословляя мое имя, оказывал мне такой почет лишь в награду за мои ревностные усилия, направленные на защиту веры. Я уже имел честь говорить вашему величеству, еще до вашего восшествия на престол, о прожекте союза между всеми верными католиками.

– Да, да, – подхватил Шико, – да, я вспоминаю. Это Лига, клянусь святым чревом, Генрих. Это Лига, Лига, созданная в честь святого Варфоломея, мой король. Ей-богу, ты очень забывчив, сын мой, если не можешь вспомнить столь победительную идею.

Герцог обернулся па эти слова и презрительно посмотрел на того, кто их произнес, не зная, какое большое значение имели они для короля после недавних сообщений господина де Морвилье.

Но герцог Анжуйский встревожился. Прижав палец к губам, он пристально посмотрел на герцога де Гиза, бледный и неподвижный, как статуя Осторожности.

На сей раз король не заметил бы этого молчаливого предостережения, свидетельствующего об общности интересов обоих принцев, но Шико, делая вид, будто ему вздумалось посадить одну из своих бумажных куриц в цепочки из рубинов, украшавшие шляпу короля, наклонился к Генриху и шепнул ему на ухо:

– Взгляни на своего братца, Генрих.

Генрих быстро поднял глаза, палец герцога Анжуйского опустился с не меньшей быстротой. Однако было уже поздно. Король увидел движение и угадал, что оно означает.

– Государь, – продолжал герцог де Гиз, который заметил, как Шико что-то сказал королю, но не мог расслышать его слов, – католики действительно назвали свое сообщество святой Лигой, и эта Лига ставит себе главной целью укрепить трон, защитить его от наших заклятых врагов – гугенотов.

– Хорошо сказано! – воскликнул Шико. – Я одобряю pedibus et nutu 29 29. Ногами и головой (лат.) .

– И все же, – продолжал герцог, – одного объединения еще мало, государь, еще недостаточно соединиться с единое тело, каким бы сплоченным оно ни было; это тело нужно привести в движение, направить его к некоей цели. Ибо в таком королевстве, как Франция, несколько миллионов людей не объединяются без согласия короля.

– Несколько миллионов людей! – воскликнул Генрих, даже не пытаясь скрыть своего Удивления, которое с полным основанием можно было принять за испуг.

– Несколько миллионов людей! – повторил Шико. – Ничего себе маленькое семечко из недовольных! Если его посадят умелые руки, а уж в этом я не сомневаюсь, оно не замедлит принести премилые плоды.

На этот раз терпение герцога, по-видимому, истощилось, он презрительно сжал губы, напряг правую ногу и чуть было не топнул ею, но сдержался.

– Меня удивляет, государь, – сказал он, – что ваше величество дозволяете так часто прерывать мою речь, хотя я говорю о столь важных материях.

При этом открытом выражении неудовольствия, со справедливостью коего нельзя было не согласиться, Шико обвел всех присутствующих злыми глазами и, подражая пронзительному голосу парламентского глашатая, крикнул;

– Тише, там! Иначе, клянусь святым чревом, будете иметь дело со мной.

– Несколько миллионов! – повторил король, которого это число, видимо, поразило. – Весьма лестно для католической религии; но против этих нескольких миллионов объединившихся католиков сколько человек могут выставить протестанты в моем королевстве?