Александр Дюма - Графиня де Монсоро. Том 2

– Бедняга! – сказал король. – Ты уж позаботься о нем как следует, дружок.

– Будьте спокойны, государь. Когда он со мной, он ни в чем не испытывает недостатка.

– Ах, господин Шико, – вскричал Горанфло, – дорогой мой господин Шико, куда меня поведут?!

– Сейчас узнаешь. А пока благодари его величество, неблагодарное чудовище, благодари!

– За что?

– Благодари, тебе говорят!

– Государь, – залепетал Горанфло, – поелику ваше всемилостивейшее величество…

– Да, – сказал Генрих, – я знаю обо всем, что вы сделали во время вашего путешествия в Лион, во время вечера Лиги и, наконец, сегодня. Не беспокойтесь, я воздам вам по достоинству.

Горанфло вздохнул.

– Где Панург? – спросил Шико.

– В конюшне, бедное животное!

– Отправляйся туда, садись на него и возвращайся сюда ко мне.

– Да, господин Шико.

И монах удалился со всей возможной для него скоростью, удивляясь, что гвардейцы не следуют за ним.

– А теперь, сын мой, – сказал Шико, – оставь двадцать человек себе для эскорта, а десять отправь с господином де Крийоном.

– Куда я должен их отправить?

– В Анжуйский замок, за твоим братом.

– Зачем?

– Затем, чтобы он не сбежал во второй раз.

– Неужели мой брат?..

– Разве тебе пошло во вред, что ты послушался моих советов сегодня?

– Нет, клянусь смертью Христовой!

– Тогда делай, что я говорю.

Генрих отдал приказ полковнику французской гвардии привести к нему в Лувр герцога Анжуйского.

Крийон, отнюдь не испытывавший к принцу любил, немедленно отправился за ним.

– А ты? – спросил Генрих шута.

– Я подожду моего святого.

– А потом придешь в Лувр?

– Через час.

– Тогда я ухожу.

– Иди, сын мои.

Генрих удалился вместе с оставшимися солдатами.

Что до Шико, то он направился к конюшням и, войдя во двор, увидел Горанфло, восседающего на Панурге.

Бедняге даже не пришло в голову попытаться убежать от ожидающей его участи.

– Пошли, пошли, – сказал Шико, беря Панурга за повод, – поторопимся, нас ждут.

Горанфло не оказал даже тени сопротивления, он лишь проливал слезы. Их было столько, что можно было заметить, как он худеет прямо на глазах.

– Я ведь говорил, – шептал он, – я ведь говорил! Шико тянул за собой Панурга и пожимал плечами.

Возвратившись в Лувр, король застал своих друзей в постелях. Они спали мирным сном.

Исторические события имеют одно странное свойство: озарять отблеском своего величия предшествующие им обстоятельства.

Поэтому для тех, кто отнесутся к событиям, которые должны были произойти утром того дня, ибо король возвратился в Лувр уже около двух часов ночи, для тех, кто отнесутся, повторяем мы, к этим событиям с уважением, продиктованным предвосхищением их исхода, возможно, небезынтересно будет посмотреть, как король, чуть не лишившийся короны, ищет успокоения у трех своих друзей, которые через несколько часов должны ради него поставить на карту свои жизни.

Мы уверены, что поэта, чьей избранной натуре свойственно не предвидение, а озарение, поразят своей печальной красотой эти освеженные сном лица молодых людей, со спокойной улыбкой спящих на поставленных в ряд кроватях, словно братья в спальне отчего дома.

Генрих тихонько приблизился к ним, сопровождаемый Шико, который, поместив своего подопечного в надежное место, возвратился к королю.

Одна кровать была пуста – кровать д'Эпернона.

– До сих пор его нет, ветреника, – прошептал король. – Несчастный! Безумец! Драться с Бюсси, самым храбрым человеком во Франции, самым опасным – в мире, и даже не думать об этом.

– А и правда его пет, – сказал Шико.

– Разыскать! Привести сюда! – воскликнул король. – И пусть пришлют ко мне Мирона. Я хочу, чтобы этого безрассудного усыпили, пусть даже против его воли. Я хочу, чтобы сон придал ему силы и гибкости, сделал способным защищаться.

– Государь, – сообщил лакей, – господин д'Эпернон только что пришел.

Д'Эпернон действительно явился в Лувр. Узнав о возвращении короля и догадавшись, что тот зайдет в спальню, он пытался было тихонько проскользнуть в другую комнату, рассчитывая остаться незамеченным.

Но его ждали и, как мы видели, доложили о его появлении королю.

Видя, что выговора не избежать, д'Эпернон с весьма смущенным видом перешагнул порог спальни.

– А! Вот и ты наконец, – сказал Генрих. – Поди сюда, несчастный, и посмотри на своих товарищей.

Д'Эпернон обвел взглядом комнату и сделал знак, что он уже посмотрел.

– Посмотри на своих товарищей, – продолжал Генрих, – они благоразумны, они поняли все значение этого дня, а ты, несчастный, вместо того чтобы помолиться, как сделали они, и спать, как они спят, ты – играешь в кости и таскаешься по притонам. Клянусь телом Христовым, да ты белый как мел! Что же ты будешь делать утром? Ведь уже сейчас ты никуда не годишься!

И в самом деле, д'Эпернон был очень бледен, настолько бледен, что замечание короля заставило его покраснеть.

– Ну, – сказал Генрих, – иди ложись, я так хочу! И спи! Только сумеешь ли ты поспать?

– Я?! – ответил д'Эпернон так, словно подобный вопрос оскорбил его до глубины души.

– Я имею в виду, будет ли у тебя время поспать. Разве тебе не известно, что вы деретесь, когда рассветет, и что в это подлое время года в четыре часа утра уже совсем светло! Сейчас два. Тебе остается всего два чага.

– За два часа, если их хорошо употребить, – сказал д'Эпернон, – можно сделать очень многое.

– А ты заснешь?

– Прекрасно засну, государь.

– Не очень-то я в это верю.

– Почему же?

– Потому, что ты взволнован, думаешь о завтрашнем дне. Да и как тебе не волноваться? Ведь, увы, завтра – это уже сегодня. Но, вопреки очевидности, я в глубине души испытываю желание говорить так, словно роковой день еще не наступил.

– Государь, – сказал д'Эпернон, – я засну, обещаю вам, но лишь в том случае, если ваше величество даст мне возможность заснуть.

– Он прав, – сказал Шико.

Д'Эпернон и в самом деле разделся и лег. Вид у него был спокойный, даже довольный, что показалось королю и Шико добрым предзнаменованием.

– Он храбр, как Цезарь, – сказал король.

– Так храбр, – заметил Шико, почесывая ухо, – что, даю честное слово, я ничего больше не понимаю.

– Вот он уже и спит.

Шико подошел к постели, ибо усомнился, что безмятежность д'Эпернона может дойти до такой степени.

– О! – воскликнул он вдруг.

– В чем дело? – спросил король.

– Погляди.

И Шико ткнул пальцем на сапоги д'Эпернона.

– Кровь! – прошептал король.

– Он ходил по крови, сын мой. Вот храбрец!

– Может, он ранен? – забеспокоился король.