Александр Дюма - Графиня де Шарни. Том 2

— По моему распоряжению Петиону должны были передать двести тысяч франков и пятьдесят тысяч — Дантону; за эту сумму Дантон обещал не выходить из дому, а Петион — прийти во дворец.

— Да уверены ли вы в своих посредниках, ваше величество?

— Вы ведь сказали, что Петион только что пришел, не правда ли?

— Да, ваше величество.

— Это уже кое-что, как видите.

— Но этого недостаточно… Мне сообщили, что за ним посылали трижды, прежде чем он согласился отправиться во дворец.

— Если он с нами заодно, — сказала королева, — он должен во время разговора с королем дотронуться указательным пальцем До правого века.

— Ну, а если он не с нами?

— Если он не с нами, он — наш пленник, и я прикажу ни в коем случае не выпускать его из дворца. В это мгновение зазвонил колокол.

— Что это такое? — спросила королева.

— Набат, — отвечал Шарни. Принцессы в испуге вскочили.

— Что вас так напугало? — удивилась королева. — Набат — это боевая труба мятежников.

— Ваше величество! — взволновавшись более королевы при этом отвратительном звуке, проговорил Шарни. — Я сейчас узнаю, не предвещает ли этот набат чего-нибудь серьезного.

— Вы вернетесь? — с живостью поинтересовалась королева.

— Я приехал, чтобы вы, ваше величество, могли мною располагать, и не оставлю вас до тех пор, пока не исчезнет всякая опасность.

Шарни поклонился и вышел.

Королева на мгновение задумалась.

— Ну, пойдем посмотрим, исповедался ли король, — прошептала она, после чего тоже вышла.

Тем временем принцесса Елизавета снимала с себя кое-что из одежды и поудобнее устраивалась на диване.

Она расстегнула на шейном платке сердоликовую булавку и показала ее г-же Кампан. На камне была гравировка.

Гравировка представляла собой букет лилий с надписью на ленточке.

— Прочтите, — предложила принцесса Елизавета. Госпожа Кампан приблизилась к канделябру и прочитала:

«Забудь оскорбления, прости несправедливость».

— Боюсь, что это высказывание не окажет должного воздействия на наших врагов, — заметила принцесса, — однако от этого оно будет нам не менее дорого.

Не успела она договорить, как со двора донесся выстрел.

Женщины вскрикнули.

— Вот и первый выстрел, — прошептала принцесса Елизавета, — увы, он будет не последним!

Королеве доложили о появлении в Тюильри Петиона — вот как мэр Парижа оказался во дворце.

Он прибыл около половины одиннадцатого.

На сей раз его не заставили ожидать в приемной; напротив, ему сказали, что король с нетерпением его ждет; однако чтобы добраться до короля, ему пришлось пройти сначала сквозь ряды швейцарцев, потом через строй национальных гвардейцев, а затем сквозь толпу дворян, называвшихся кавалерами кинжала); Хотя всем было известно, что король сам посылал за Петионом и что тот при желании мог бы остаться в ратуше, своем собственном дворце, а не прыгать в эту яму с дикими зверями под названием Тюильри, его осыпали бранью, называя «предателем» и «Иудой», пока он поднимался по лестницам.

Людовик XVI ожидал Петиона в той же комнате, где гак круто обошелся с ним 21 июня.

Петион узнал дверь и улыбнулся.

Судьба предоставляла ему случай жестоко за себя отомстить.

В дверях Мандэ, командующий Национальной гвардией, остановил мэра.

— А-а, это вы, господин мэр! — молвил он.

— Да, сударь, это я, — как обычно невозмутимо отвечал Петион.

— — Зачем вы сюда пришли?

— Я бы мог и не отвечать на ваш вопрос, господин Мандэ, не признавая за вами никакого права меня спрашивать; впрочем, я тороплюсь и вообще не собираюсь разговаривать с подчиненными…

— С подчиненными?

— Вы меня перебиваете, а ведь я вам сказал, что тороплюсь, господин Мандэ. Я явился сюда потому, что король трижды за мной посылал… Сам я бы не пришел.

— Ну что же, раз мне выпала честь встретиться с вами, господин Петион, я хочу вас спросить, почему полицейские городские чиновники в изобилии выдали патроны марсельцам и почему я, Мандэ, получил всего по три штуки на каждого из моих людей!

— Прежде всего потому, — не теряя хладнокровия, отвечал Петион, — что на большее количество из Тюильри запроса не поступало: по три патрона на каждого национального гвардейца, по сорок — на швейцарца; было выдано столько, сколько просил король.

— Чем же объяснить эту разницу в количестве?

— Об этом вам следует поговорить не со мной, а с королем, сударь; возможно, он не доверяет Национальной гвардии.

— Но я, сударь, просил у вас пороху, — заметил Мандэ.

— Верно; к сожалению, вы не написали требования на его получение.

— Прекрасный ответ! — вскричал Мандэ. — Кажется, это ваше дело, ведь приказ должен исходить от вас.

Разговор становился довольно щекотливым для Петиона; к счастью, дверь распахнулась, и Редерер, член бюро парижского муниципалитета, пришел мэру на помощь, объявив:

— Господин Петион, король ждет вас.

Петион вошел.

Король в самом деле с нетерпением его ожидал.

— А вот и вы, господин Петион! — молвил он. — В каком состоянии находится Париж?

Петион сделал краткий отчет о положении в городе.

— Вы ничего больше не хотите мне сказать, сударь? — спросил король.

— Нет, государь, — отвечал Петион. Король пристально посмотрел на Петиона.

— Неужели ничего?.. Совсем ничего?. — .

Петион широко раскрыл глаза, не понимая, чем вызвана такая настойчивость короля.

Король в свою очередь с нетерпением ждал, когда Петион поднесет руку к глазу; это, как помнят читатели было условным знаком, который должен был означать что мэр Парижа принял двести тысяч франков и король может на него рассчитывать.

Петион почесал за ухом, но подносить палец к глазу как будто не собирался.

Значит, короля обманули: деньги прикарманил какой-то мошенник.

Вошла королева.

Она появилась как раз в ту минуту, когда король растерялся, не зная, о чем бы еще спросить Петиона, а тот ждал новых вопросов.

— Ну что, — шепотом спросила Мария-Антуанетта у супруга, — он — наш друг?

— Нет, — отвечал король, — он не подал никакого знака.

— Ну так мы возьмем его в плен!

— Могу ли я удалиться, государь? — спросил Петион.

— Ради Бога, не выпускайте его! — взмолилась Мария-Антуанетта.

— Нет, сударь; я попрошу вас задержаться еще на одну минутку; мне еще нужно с вами кое о чем поговорить, — прибавил король во весь голос. — Пройдите в этот кабинет.

Для тех, кто находился в кабинете, это означало:

«Я вам поручаю господина Петиона; следите за ним и никуда его не выпускайте.»

Находившиеся в кабинете отлично все поняли; они окружили Петиона, и тот понял, что стал пленником.

К счастью, там не было Мандэ: он отбивался от только что полученного приказа, предписывавшего ему явиться в ратушу.