Понсон дю Террайль - Смерть дикаря

— О, как же я могу сказать это…

— Очень просто. Это необходимо. Он, конечно, смутится от этих слов, и этого будет вполне достаточно, чтобы ваш батюшка усомнился. Вы исполните это?

— Да, — прошептала Концепчьона. Затем Рокамболь переменил разговор.

— Вам, вероятно, известно, — сказал он, — что я виделся сегодня с вашим батюшкой? Зять мой виконт д'Асмолль хочет продать ему свой замок.

— Знаю, папа говорил об этом, он даже желает съездить туда.

— В таком случае устройте, чтобы и вас взяли туда.

— Зачем?

— Не знаю, но у меня есть предчувствие, что это принесет нам счастье.

— Хорошо, я непременно поеду туда.

Рокамболь ушел от Концепчьоны вполне счастливый, одно только отсутствие Вантюра беспокоило его.

Через несколько минут после ухода Рокамболя в кабинет к герцогу де Салландрера вошла Концепчьона.

Она была бледнее обыкновенного, но во взгляде ее проглядывала необыкновенная решимость.

— Здравствуй, мое дитя, — сказал герцог, — ты пришла вполне кстати, так как я только что хотел послать за тобой.

— Я вам нужна?

— Да.

— И мне нужно поговорить с вами, — заметила, садясь, Концепчьона.

— Боже! Какой у тебя торжественный вид! — прошептал герцог, любуясь своей дочерью.

— Да, мне нужно очень серьезно переговорить с вами, папа.

— А! У тебя такой посланнический тон. Концепчьона села.

— Ну-с, позвольте мне узнать, папа, зачем вы желали видеть меня?

— Я хочу поговорить с тобой, мое милое дитя, о замужестве.

Концепчьона вздрогнула.

— И я тоже, папа, хотела поговорить с вами об этом же.

— Я хотел сообщить тебе, что пригласил к обеду герцога де Шато-Мальи.

— А я только что было хотела просить вас об этом. Герцог несколько удивился.

— Я люблю вас больше всего на этом свете, папа, — продолжала Концепчьона, — и всегда буду покорна вашей воле.

Молодая девушка произнесла эти слова с таким волнением, что невольно тронула герцога.

— Боже мой, — прошептал он, — что значат эти слова?

— Батюшка! — продолжала Концепчьона. — Вы истинный дворянин, и мысль ваша передать свое имя человеку, который бы был достоин носить его, — слишком благородна, чтобы я могла делать замечания. Но если Шато-Мальи не докажет вам своего происхождения…

— Он непременно докажет! — перебил герцог. — Прочти вот это письмо, — добавил он и подал дочери письмо русского полковника де Шато-Мальи.

Концепчьона прочитала его и холодно возвратила отцу.

— Это так ясно, — заметил герцог.

— Батюшка!.. Если же Шато-Мальи действительно потомок Салландреров, если бумаги, которые он предъявит, достоверны…

— Ты, кажется, сомневаешься? — Да, папа.

— Ты сходишь с ума.

— Может быть.

— Или и герцог сумасшедший!

— Батюшка, — прошептала Концепчьона горячо, — герцог де Шато-Мальи нагло лжет!

Дон Паец отшатнулся, как бы пораженный этими словами.

— Я не знаю, помешалась ли я. но я знаю только, что графиня Артова — эта потерянная женщина — придумала просто историю бумаг.

— Подобная низость!..

— Я, может быть, докажу ее.

— Ты, Концепчьона?!

— Я, батюшка. Не знаю, предъявит ли Шато-Мальи эти бумаги, но я положительно убеждена, что они фальшивые. Батюшка! На коленях умоляю вас, будьте справедливы!

И Концепчьона опустилась на колени, но герцог мгновенно поднял ее.

— Говори, дитя мое, — сказал он в порыве глубокой нежности, — разве я не твой отец и разве я не люблю тебя?

— Ну, так слушайте же меня, батюшка! У меня есть одна тайна, которую я не могу открыть вам потому, что она не принадлежит мне, но я умоляю вас верить моим словам: герцог де Шато-Мальи бессовестно лжет из одного только честолюбия.

— Следовательно, — продолжал дон Паец, — ты ненавидишь того человека, которого я избрал тебе в мужья?

— Да, если подозрение мое справедливо, нет, если меня обманули. И в таком случае я буду его женою, если вы этого только желаете, папа.

Слова дочери совершенно изменили образ мыслей герцога де Салландрера.

Он на минуту поколебался в своих убеждениях рассказом баронессы Сен-Максенс и странным стечением обстоятельств, когда не получил письма графини Артовой, и в то же время узнал от Шато-Мальи, что рукопись его родственника сгорела. Но теперь перед ним лежало письмо русского полковника, на конверте был штемпель Одессы — и он снова глубоко верил словам герцога де Шато-Мальи.

— Будь осторожна, Концепчьона! — сказал он. — Герцог де Шато-Мальи везде пользуется репутацией честного человека.

— Репутации не всегда бывают справедливы, папа. Голос Концепчьоны звучал так твердо и убедительно, что герцог вскричал:

— Но докажи мне справедливость своих слов!

— Я надеюсь доказать.

— Каким образом?

— Вам известно, что в моей мастерской есть стеклянная дверь в уборную и что из этой уборной есть выход в коридор, на лестницу?

— Знаю, но что же из этого следует?

— Батюшка! Мужчина может лгать самым нахальным образом перед мужчиной, но теряет самообладание в присутствии любимой женщины.

— А герцог любит тебя, мое дитя!

— Положим, что любит.

— И ты должна верить, что его собственное богатство отстраняет всякую мысль об…

— Батюшка, — перебила его Концепчьона, — позвольте вашей дочери предложить вам средство доказать на деле истину ее слов.

— Изволь, дитя мое.

— Пригласите герцога к обеду.

— Я уже пригласил его.

— Сегодня?

— Да.

— Отлично. После обеда я приглашу герцога в мастерскую посмотреть мои картины. Тогда…— Концепчьона несколько приостановилась.

— Что же тогда?

— Вы, папа, войдете через коридор в уборную и спрячетесь там.

— Но подобные увертки недостойны дворянина, мое дитя.

— Ну, в таком случае мне нечего больше делать, — проговорила Концепчьона, — я ничем больше не могу доказать истины моих слов и я согласна выйти замуж за Шато-Мальи.

— В словах молодой девушки звучала такая горечь, такое отчаяние, что герцог невольно растрогался.

— Изволь, — сказал он, — я исполню твое желание.

— Но это еще не все, папа!

— Ну, говори.

— Вы должны дать мне слово, что, как бы необыкновенны ни казались вам мои слова и поступки, вы будете смотреть неподвижно и безмолвно.

— Клянусь тебе, мое дитя!

Тогда Концепчьона почтительно поцеловала руку отца.

— Вы благородны и добры, папа, — продолжала она. Затем она подошла к письменному столу и написала герцогу де Шато-Мальи следующую записку:

«Герцог! Отец сказал мне, что я должна сделаться вашей женой. Мне остается только преклонить голову перед родительской волей, но до этого я прошу вас уделить мне один час для разговора.

Вы обедаете сегодня у нас. После обеда я попрошу вас пожаловать ко мне в мастерскую, — не откажите в моей просьбе.