Кэтрин Нэвилл - Восемь

Давид внимательно выслушал историю, которую рассказал ему шахматист. Когда они приблизились к железным воротам, ведущим во двор его дома, художник повернулся к Филидору в полном смятении.

— Но… что все это значит? — спросил он. — Какое отношение имеют музыка и математика к шахматам Монглана? Что общего они имеют с силой и властью, будь то власть земная или небесная? Ваш рассказ только укрепил мое мнение, что эти мифические шахматы притягивают лишь мистиков и дураков. Мне крайне неприятно слышать, что доктор Эйлер был замешан в эту историю. Из вашего рассказа следует, что он чуть ли не с благоговением относился к подобным фантазиям.

Филидор остановился в тени конского каштана у ворот дома Давида.

— Я изучал этот предмет долгие годы, — прошептал композитор. — В конце концов, поскольку до того я никогда не

интересовался библейской схоластикой, я принялся перечитывать книгу книг, как посоветовали мне Эйлер и Бах. Последний, правда, вскоре после нашего знакомства умер. Эйлер эмигрировал в Россию. И потому мне так и не удалось снова встретиться с этими людьми, чтобы обсудить с ними то, что я сумел обнаружить.

— Что же такое вам удалось выяснить? — спросил Давид, доставая ключ, чтобы отпереть ворота.

— Они намекнули, что поиски следует начинать с архитекторов. Так я и сделал. В Библии говорится только о двух архитекторах. Первым был великий Творец Вселенной — Господь. Другим был создатель Вавилонской башни. Слово «Вавилон» означает, как я обнаружил, «врата Господа». Вавилоняне были очень гордыми людьми. Их цивилизация была самой великой от начала времен. Они создали висячие сады, одно из семи чудес света, и мечтали построить башню, которая была бы высотой до самых небес и упиралась вершиной в Солнце. По-моему, именно эту историю имели в виду Эйлер и Бах.

Когда собеседники миновали ворота и вошли в сад, Филидор продолжил:

— Создателем ее был некто Нимрод, величайший архитектор своего времени. Он начал строительство самой высокой башни, какую только знал мир, но она никогда не была закончена. Вы знаете почему?

— Насколько я помню, ее уничтожил Господь, — ответил Давид, пересекая двор.

— Но каким образом он это сделал? — спросил Филидор. — Он не обрушил молнию, не наслал наводнение или чуму, как обыкновенно поступал раньше. Я скажу вам, друг мой, как Господь уничтожил работу Нимрода. Он смешал языки рабочих. До этого они говорили на одном языке. И Господь поразил этот язык. Он уничтожил слово!

В это время Давид заметил слугу, бежавшего к нему навстречу.

— Какое мне дело до всего этого? — спросил художник с циничной улыбкой. — Хотите сказать, что Господь подобным образом уничтожил цивилизацию? Лишил людей речи? Уничтожил язык? Если так, тогда французам не о чем волноваться. Мы лелеем свой язык, словно он дороже золота!

— Возможно, ваши воспитанницы помогут мне разрешить эту загадку, если они действительно жили в Монглане, — ответил Филидор. — Я верю, что эта сила — сила звучания языка, математика музыки, тайна Слова, при помощи которого Бог создал Вселенную и разрушил Вавилонское царство, — и есть та тайна, которая заключена в шахматах Монглана!

Слуга Давида приблизился к ним и встал на расстоянии, ломая руки в ожидании, когда они закончат свой разговор.

— В чем дело, Пьер? — удивленно спросил Давид.

— Ваши воспитанницы…—взволнованно заговорил слуга. — Они исчезли, мсье.

— Что?! — не поверил Давид. — Что ты хочешь сказать?

— Около двух часов пополудни, мсье. Они получили письмо с утренней почтой и отправились в сад читать его. Незадолго до обеда мы пошли за ними, но они исчезли! Возможно… Мы думаем, они перелезли через садовую ограду. Они не вернулись.

16.00

Даже вопли толпы перед стенами Аббатской обители не могли заглушить криков, раздававшихся изнутри. Мирей никогда не сможет забыть эти звуки.

Толпа перед воротами тюрьмы разрасталась, многие занимали места на крышах повозок, скользких от крови перебитых

священников. Улица была завалена растерзанными и растоптанными телами.

Пытки внутри тюрьмы длились уже около часа. Некоторые из мужчин, что были посильней, поднимали своих товарищей на высокую стену, окружавшую тюремный двор. Другие выдергивали из каменной кладки железные прутья, чтобы использовать их как оружие, и вламывались во двор. Один мужчина, стоявший на плечах другого, выкрикивал:

— Граждане, откройте ворота! Сегодня должно свершиться правосудие!

Толпа приободрилась при звуке отпираемых засовов. Одна из массивных створок ворот распахнулась, и толпа попыталась ворваться внутрь.

Но солдаты с мушкетами отбросили людскую массу и заставили снова закрыть ворота. Теперь Мирей вместе с остальными ждала, чтобы те, кто был на стенах и наблюдал за процессом пыток и издевательств, рассказали тем, кто вместе с Мирей дожидался внизу, о том, что происходит внутри.

Мирей колотила по воротам и пыталась вместе с мужчинами залезть на стену, но тщетно. Совершенно обессилев, она ждала за воротами в надежде, что они снова откроются хотя бы на секунду и ей удастся проскользнуть внутрь.

Наконец ее желание исполнилось. В четыре часа Мирей заметила на улице открытую повозку, лошадь осторожно тянула ее по растерзанным телам. Женщины, которые сидели на тюремных повозках, заволновались, увидев человека в ней. Улица вновь наполнилась шумом, когда мужчины соскочили со стен, а оборванные старухи слезли с повозок, чтобы вскарабкаться на вновь прибывшую. Мирей в изумлении вскочила на ноги. Это был Давид!

— Дядя, дядя! — кричала она, проталкиваясь сквозь толпу. Слезы струились по ее лицу. Давид заметил ее, и лицо его

окаменело. Бросившись к ней, он обнял девушку.

— Мирей! — сказал он, не обращая внимания на толпу, беснующуюся вокруг них. — Что произошло? Где Валентина?

На лице художника был написан ужас, он продолжал крепко сжимать Мирей в своих объятиях. В ответ она безудержно разрыдалась.

— В тюрьме! — выкрикивала она сквозь рыдания. — Мы пришли, чтобы встретиться с подругой… мы… я не знаю, что случилось, дядя. Может быть, уже слишком поздно!

— Пошли, пошли, — повторял Давид, прокладывая дорогу сквозь толпу.

Одной рукой он продолжал обнимать Мирей за плечи, а другой благодарно похлопывал по плечам тех, кто уступал им дорогу.

— Откройте ворота! — кричали мужчины со стен. — Здесь гражданин Давид! Снаружи художник Давид!

Через некоторое время одна из створок ворот распахнулась, и толпа, состоящая из грязных оборванцев, прижала Давида к воротам; затем они ворвались во двор, и ворота снова закрылись.

Тюремный двор был залит кровью. На крошечной полоске зеленой травы, которая осталась от того, что когда-то было монастырской лужайкой, лежал священник. Голова его была пристроена на чурбане. Солдат в окровавленной форме, не выказывая никаких чувств, безуспешно пытался отрубить ему голову мечом. Священник был еще жив. Каждый раз, когда он пытался приподняться, из ран на его шее начинала потоком литься кровь. Рот его был раскрыт в безмолвном крике.