Жозеф Рони-старший - Озеро Белых Лилий (Нимфея)

Молодой атлет неотрывно смотрел на Сабину, и это меня очень сердило.

Друзья проводили нас на остров. Мы с облегчением вздохнули, почувствовав себя в безопасности. И все же нас не покидала смутная тревога. Я заметил, что ее разделяли и наши друзья. Особенно был обеспокоен наш спаситель. Он больше не отходил от нас ни на шаг, выказывая удивительную сердечность, и помимо, признательности я начинал испытывать к нему самые братские чувства.

Остаток дня прошел без происшествий. Когда стало смеркаться, на остров прибыла делегация синекожих, среди которых я узнал молодого атлета. Он вел себя среди них как вождь. Хозяева встретили гостей с почестями, преподнесли подарки. Светлокожие и темнокожие закружились в танце, пытаясь превзойти друг друга.

Мы с Сабиной и нашим спасителем держались в стороне. Скрытые низко нависшими ветвями ясеня, мы тем не менее могли наблюдать за происходящим. Несмотря на тревогу, мы не потеряли интереса к празднику. В самый разгар танцев неподалеку от нашего укрытия внезапно показались двое мужчин. Заметили ли они нас? Возможно, они уже давно за нами следили. Вот они подошли ближе. Это снова был молодой вождь! Только на сей раз он дружелюбно улыбался, и его движения были мягкими.

Он сказал несколько слов нашему другу, а уходя, вновь посмотрел на Сабину. Я содрогнулся, увидев выражение его глаз, – жадных, двусмысленных.

Они вернулись к озеру. Тогда наш друг указал в их сторону, как бы давая понять, что от них можно ждать беды. Он знаком велел мне сторожить Сабину и дал понять, что сам тоже будет начеку.

Ночь оказалась беспокойной. На озере и на островах сквозь листву деревьев виднелись огни. Слышалась странная музыка, в воде видны были люди.

Лунный месяц был на исходе. Часам к одиннадцати на небе взошла ущербная луна, за ней вереницей плыли облака, их светлая процессия растянулась по всему небу. Временами луна появлялась в просветах между облаками, и тогда было видно, как в воде быстро движутся темные тела.

Около часу ночи толпа синекожих подплыла и остановилась в каких-нибудь ста метрах от нашего острова. Луна побледнела, она покоилась теперь на гряде облаков, и от нее по воде стелилась светлая дорожка. Тополя нежно серебрились. Туман вдали рассеялся, сквозь жемчужно-белые полосы просачивался изменчивый свет, делая их похожими на горы со срезанными вершинами.

Люди Вод продолжали свой танец. От воды начало исходить тихое хрустальное пение. Призывно зазвучали голоса, и юноши с нашего острова присоединились к ночному празднеству.

Я наслаждался бы этим очаровательным и волнующим зрелищем, если бы не тревога за Сабину. Какая радость – изучать нравы существ, ведущих свой род от древней под водной цивилизации, которая некогда, возможно, господствовала над целыми континентами.

Иногда я забывался, упиваясь красотой происходящего. Но затем меня снова начинала мучить неясная тревога. Безусловно, между этими двумя племенами существовало какое-то недоверие, возникшее, вероятно, в результате давней вражды. Их союз был заключен скорее из тактических соображений.

Внезапно луна скрылась за плотными облаками. Стало совсем темно. Я забеспокоился, подошел к хижине Сабины и лег у самого входа.

Там, вдали, праздник уже завершился. Вернулись юноши нашего племени. Над водой нависла глубокая тишина.

Я не спал. Раза два-три мне послышались как будто шаги по траве. Заснул я только под утро.

До конца недели все шло без происшествий. Ежедневно синекожие Люди Вод посылали группу своих соплеменников на наш остров, а наши друзья наносили ответные визиты на ближайший большой остров, где синекожие раскинули свой лагерь. Молодежь обоих племен устраивала праздники. Воодушевление все нарастало; ночи проходили в чудных танцах, пышных балетах при свете месяца. Погода стояла теплая. Эти редкие ощущения примешивались к чувству тревоги, которое неотступно меня мучило. Я плохо спал, часто просыпался от кошмаров, на лбу выступал пот, меня лихорадило.

Казалось бы, можно успокоиться. Во-первых, мы находились под надежной защитой, во-вторых, пришельцы словно вообще забыли о нашем существовании. Вполне возможно, что молодой вождь, даже если у него и были поначалу какие-то нехорошие намерения, забыл о них с непостоянством, присущим людям его племени.

Безуспешно я убеждал себя в этом, спокойнее мне не становилось.

Меня преследовало предчувствие, более сильное, чем любые доводы. К тому же наши друзья по-прежнему выказывали недоверие к синекожим, и это немало способствовало тому, что мое беспокойство не утихало: у них-то наверняка есть веские причины не доверять пришельцам!

Однажды вечером, когда взошла луна, синекожие явились целой толпой, в сопровождении своих старейшин. Вновь совершили торжественную церемонию, обменялись еще более многочисленными подарками. Я догадывался, что речь шла об отъезде: незаметно для самого себя, я стал разбираться в их обычаях.

Небо было на три четверти чистым, особенно на востоке. Желтый свет скользил по воде. Водяные твари издавали какие-то звуки, сидя на листьях лилий, на длинных стеблях ириса. Все водное пространство излучало волнующую поэзию. Во всем угадывалась безмерная плодовитость, мягкие радостные порывы пробегали по верхушкам тростника, касались крыльев ночных бабочек и летучих мышей, листвы задумчивых ив. То был один из дней, когда природа-созидательница поет гимн вечному обновлению жизни.

Люди Вод чувствовали это – их прощание вылилось в. неповторимый праздник. Никогда еще я не видел в этом озерном краю более прекрасного балета, гармонии мечты и движений. Темные и светлые тела бесконечно сплетались в плавных арабесках, в божественной симфонии линий. Игра лунного света на их телах, то появляющихся на поверхности, то исчезающих в прозрачной глубине, сине-зеленые, отливающие перламутром волны, – все это было так прекрасно, что я забыл о своих тревогах.

Около часу ночи все стихло. Сцена расставания была величественной: словно плыла целая живая эскадра.

– Неужели они уходят? – сказал я Сабине, стоявшей рядом.

– Надеюсь, что да! – ответила она.

Она подняла на меня испуганные глаза, в которых отражался лунный свет. Я обнял ее со смешанным чувством волнения и нежности:

– Я так за тебя боюсь!

– Только бы мой отец поскорей вернулся, – со вздохом сказала она, – я очень беспокоюсь.

– Он обязательно вернется!

Но я не был до конца спокоен. Смутный, безотчетный страх по-прежнему терзал меня, и даже приход нашего друга, знаками показавшего, что те, другие, ушли, полностью не рассеял его.

Все-таки около двух часов ночи, усталый от волнения, я наконец уснул. Сначала погрузился в очень глубокий сон – в отличие от прошлых ночей, когда меня терзала бессонница. Под утро приснился кошмар, от которого я внезапно проснулся. Сердце учащенно билось. Давящий ужас овладел мною: