Роберт Харрис - Архангел

— Что теперь? — спросил О'Брайен.

— Теперь надо поесть, — ответил Келсо.

Кафе представляло собой старорежимную столовку, забегаловку самообслуживания с грязным полом, мокрым от тающего снега. В воздухе стояло теплое облако крепкого табачного дыма. За соседним столиком два немецких моряка резались в карты. Келсо взял большую тарелку щей — супа из капусты с плавающей посередине солидной порцией сметаны, черный хлеб и пару крутых яиц. Воздействие этой еды на его пустой желудок было незамедлительным. Он испытывал едва ли не эйфорию. Все будет в порядке, подумал он. Здесь они не пропадут. Никто их тут не найдет. И если они будут действовать грамотно, то уложатся за один день.

Он плеснул половину миниатюрной бутылочки коньяка в стакан с растворимым кофе, посмотрел на нее и подумал: черт возьми, почему бы и нет? — и вылил остальное. Закурил сигарету и огляделся. Люди здесь выглядели трезвее, чем в Москве. Они пялились на иностранцев. Но когда вы пытались перехватить их взгляд, они отводили глаза.

О'Брайен отодвинул свою тарелку в сторону.

— Я все думаю об этом институте — как он там назывался? Академия Максима Горького? Там ведь должны сохраниться архивы. И была еще эта девушка, ее сокурсница. Как ее звали, ту, некрасивую?

— Мария.

— Точно, Мария. Давайте найдем курсовой журнал и разыщем Марию.

Курсовой журнал? — подумал Келсо. За кого ее принимает О'Брайен? Королеву 1950 года Академии Максима Горького? Но у него было слишком благодушное настроение, чтобы затевать спор.

— Или же, — сказал он дипломатично, — мы могли бы разыскать местную партийную организацию. Помните, она ведь была комсомолка. У них могли сохраниться старые личные дела.

— О'кей. Тут вам карты в руки. Как их найти?

— Нет ничего проще. Дайте мне план города.

О'Брайен вынул из внутреннего кармана карту города и пододвинул свой стул поближе к Келсо. Они разложили карту на столике.

Основная часть Архангельска теснится на широком мысу километров шесть с половиной в поперечнике, ленточки новых кварталов тянутся вдоль Двины по обоим ее берегам.

Келсо ткнул пальцем в карту.

— Здесь, — сказал он. — Вот где они. Или были раньше. На площади Ленина, в самом большом здании. Эти мерзавцы всегда занимали самые хорошие здания.

— И вы думаете, они нам помогут?

— Нет. Уж во всяком случае, не по доброй воле. Но О'Брайен запер машину, и они двинулись, обходя предательские выбоины в асфальте, к зданию портового управления.

Келсо нес пакет в руках.

Их обоих слегка пошатывало, и объявление о рейсах в Мурманск и на Соловецкие острова вызвало у них новый приступ смеха:

— Соловки?!

— Ну ладно. Хватит. Нас ждет здесь работа.

Внутри здание оказалось просторнее, чем выглядело снаружи. На первом этаже расположились магазины, точнее, маленькие киоски, торгующие одеждой и туалетными принадлежностями, а также кафе и билетная касса. Еще ниже, под гроздью ламп дневного света, частично разбитых, находился мрачный подземный рынок — тут в ларьках продавались семена, книги, пиратские кассеты, обувь, шампуни, колбаса, прочные русские бюстгальтеры неимоверных размеров черного и бежевого цвета.

О'Брайен купил две карты — города и области, затем они поднялись к билетной кассе, где Келсо в обмен на долларовую купюру, предложенную подозрительному типу в грязной форменной одежде, получил возможность заглянуть в телефонную книгу Архангельска. Книга была небольшая, в твердом красном переплете, и менее чем за тридцать секунд Келсо установил, что ни Сафонов, ни Сафонова в ней не значатся.

— Что теперь? — спросил О'Брайен.

— Теперь надо поесть, — ответил Келсо.

Кафе представляло собой старорежимную столовку, забегаловку самообслуживания с грязным полом, мокрым от тающего снега. В воздухе стояло теплое облако крепкого табачного дыма. За соседним столиком два немецких моряка резались в карты. Келсо взял большую тарелку щей — супа из капусты с плавающей посередине солидной порцией сметаны, черный хлеб и пару крутых яиц. Воздействие этой еды на его пустой желудок было незамедлительным. Он испытывал едва ли не эйфорию. Все будет в порядке, подумал он. Здесь они не пропадут. Никто их тут не найдет. И если они будут действовать грамотно, то уложатся за один день.

Он плеснул половину миниатюрной бутылочки коньяка в стакан с растворимым кофе, посмотрел на нее и подумал: черт возьми, почему бы и нет? — и вылил остальное. Закурил сигарету и огляделся. Люди здесь выглядели трезвее, чем в Москве. Они пялились на иностранцев. Но когда вы пытались перехватить их взгляд, они отводили глаза.

О'Брайен отодвинул свою тарелку в сторону.

— Я все думаю об этом институте — как он там назывался? Академия Максима Горького? Там ведь должны сохраниться архивы. И была еще эта девушка, ее сокурсница. Как ее звали, ту, некрасивую?

— Мария.

— Точно, Мария. Давайте найдем курсовой журнал и разыщем Марию.

Курсовой журнал? — подумал Келсо. За кого ее принимает О'Брайен? Королеву 1950 года Академии Максима Горького? Но у него было слишком благодушное настроение, чтобы затевать спор.

— Или же, — сказал он дипломатично, — мы могли бы разыскать местную партийную организацию. Помните, она ведь была комсомолка. У них могли сохраниться старые личные дела.

— О'кей. Тут вам карты в руки. Как их найти?

— Нет ничего проще. Дайте мне план города.

О'Брайен вынул из внутреннего кармана карту города и пододвинул свой стул поближе к Келсо. Они разложили карту на столике.

Основная часть Архангельска теснится на широком мысу километров шесть с половиной в поперечнике, ленточки новых кварталов тянутся вдоль Двины по обоим ее берегам.

Келсо ткнул пальцем в карту.

— Здесь, — сказал он. — Вот где они. Или были раньше. На площади Ленина, в самом большом здании. Эти мерзавцы всегда занимали самые хорошие здания.

— И вы думаете, они нам помогут?

— Нет. Уж во всяком случае, не по доброй воле. Но если вы согласны слегка их подмазать... Так или иначе, стоит попробовать.

Судя по карте, туда было минут пять ходу.

— Вы в самом деле заинтересовались, да? — спросил О'Брайен. Он поощрительно похлопал Келсо по руке. — Мы с вами — отличная команда, вам это известно? Мы им всем покажем. — Он сложил карту и сунул под тарелку пять рублей чаевых.

Келсо допил кофе. От коньяка по всему телу разлилось блаженное тепло. Все-таки О'Брайен не такой уж плохой парень, думал он. Уж лучше он, чем Эйдлмен и прочие восковые куклы, сейчас уже прилетевшие в свой Нью-Йорк.

История не делается без риска, это он хорошо знал. Так, может быть, иной раз надо рискнуть, чтобы ее написать?

О'Брайен прав.

Он им всем еще покажет.