Генри Хаггард - Мечта Мира

Скиталец обеими руками ухватил этот камень, который оказался базальтового головой разбитой статуи какого-то бога или человека.

Сильным движением Скиталец поднял эту голову и прежде, чем на него упал второй удар каменного топора великана, швырнул ее прямо в грудь гиганта, который отшатнулся назад и упал, как срубленное топором дерево, без стона и без звука, с проломленною грудью. Вместе с темной кровавой пеной, выступившей у него на устах, жизнь покинула его тело.

Тогда вся толпа врагов, стоявшая и смотревшая на это единоборство, в ужасе отступила еще дальше, а Скиталец засмеялся, как бог, радуясь этому последнему богатырскому удару Одиссея, громителя городов.

Скиталец рассмеялся, как бог, хотя он знал, что его конец близок, а враги в неприятельском лагере и друзья на равнине смотрели на него и дивились ему.

— Убейте! Убейте его! — вопили враги на разных языках, но никто не осмеливался подступиться к нему и поднять на него руку.

— Пощадите его, пощадите его! — восклицали ахеяне, следившие за его единоборством издали, из-за внутренней второй стены, так как они еще не принимали участия в бою, а стояли на страже своих судов.

— Выручайте его! Выручайте! — кричали военачальники Фараоновых полчищ, но никто не пытался ворваться в лагерь.

Вдруг громкий крик ужаса и недоумения раздался в рядах Фараоновых войск; мало-помалу крик этот перешел в слово «Гаттор!»

— Гаттор! Гаттор! Смотрите, сама Гаттор поспешает сюда!

Скиталец обернулся и увидел золотую колесницу, запряженную парой молочно-белых коней, в мыле и в крови мчавшихся с быстротою вихря с песчаного холма к воротам лагеря.

Маленький, сморщенный старичок правил конями, перегнувшись вперед; рядом с ним стояла на колеснице Златокудрая Елена, багрово-красная звезда горела у нее на груди, а воздушные белые одежды развевались по ветру, окутывая прозрачным облаком ее стан. Глаза ее смотрели вперед, как бы ища кого-то. Вот она увидела Одиссея, окруженного врагами, и крик радости вырвался из ее груди. Она сорвала с лица своего покрывало, и блеск красоты ее ослепил всех, как ослепляет внезапно выглянувшее из-за тучи полуденное солнце. Она рукою указала на ворота укрепленного лагеря и приказала полчищам Фараона следовать за собой.

С громким криком люди помчались вслед за ее золотой колесницей, так как, куда бы ни вела их Елена, все мужчины должны были следовать за ней по воле и против своей воли, на жизнь и на смерть, на радость и на гибель.

Те, кто защищали ворота, при виде красоты женщины, несшейся на них в своей колеснице, точно обезумели и на разных языках кричали, что богиня любви явилась спасти бога войны, и в страхе бежали в разные стороны, закрывая глаза руками, или стояли, как остолбенелые, опьянев от вида красоты.

Между тем колесница ворвалась в лагерь, давя людей на своем пути, а за нею, подобно неудержимому потоку, ворвались и полчища Фараона. Поровнявшись с колесницей Скитальца, Реи осадил лошадей, и Скиталец с криком радости вскочил в колесницу Елены Аргивянки.

— Неужели это ты явилась сюда, чтобы быть со мной в этот последний час мой? — прошептал он ей. — Неужели в самом деле та, которую я одну люблю, Елена Аргивянка, или я опьянел от вида крови, ослеплен блеском мечей и коней, и предо мной видение осужденного на смерть человека?

— Нет, Одиссей, это я сама; я узнала всю правду и простила тебе твою вину. Но за то, что ты забыл слова богини и поклялся Змием, когда должен был клясться звездой, ты в этой жизни никогда не назовешь меня своею. Ведь это твой последний бой, Одиссей! Смотри, воины Фараона ждут твоего слова, веди их на врага и стяжай в последний раз бессмертную славу!

Повинуясь мановению руки Скитальца, военачальники Фараона повели своих людей, и те, как морской прилив, уносимый сильным ветром, устремились на врагов и, подобно лавине, поглощали их полчища одно за другим; всюду впереди неслась золотая колесница, запряженная молочно-белыми конями; багрово-красная звезда на груди Елены служила путеводной звездой войскам Фараона, и всюду впереди блестели золотые доспехи и шлем Скитальца.

Скоро от всех девяти народов, приведших сюда свои полчища, не осталось уже никого.

Воины Фараона стояли теперь у стен лагеря ахеян, охранявших свои суда и с удивлением взиравших на необычайное зрелище.

— Кто это? — воскликнул один из ахеян. — Кто ведет против нас армию Фараона в золотых доспехах, скованных по образцу наших?

— Такие доспехи я знавал когда-то и такой же человек имел их на себе! Эти доспехи, точно доспехи Париса, Приамова сына, но его давно уже нет в живых! — проговорил один престарелый воин.

— А кто она, эта златокудрая женщина, на груди которой горит и искрится багрово-красная звезда, которая поет сладкозвучные песни в то время, когда кругом нее умирают люди?

И снова отвечал тот же престарелый воин:

— Такую красоту я когда-то видал, и так же она певала тогда; та же звезда блистала у нее на груди. То была Елена Аргивянка, из-за красоты которой мир омрачился от смерти и захлебнулся в крови, но Елена Аргивянка давно умерла!

Между тем Скиталец взглянул на ахеян и на знакомые девизы на щитах тех воинов, отцы которых сражались с ним бок о бок под стенами Илиона, и при мысли о том, что он должен вести против них полки Фараона, на душе у него стало так горько, что он заплакал.

— Не плачь, Одиссей, — промолвила Елена, — так предназначено тебе судьбою и против нее ты бессилен! Веди на них воинов Фараона, так как от них, от ахеян, тебе суждено принять смерть!

С тяжелым сердцем двинул Скиталец своих людей на ахеян и сам устремился на них на своей колеснице, но ни одной стрелы не пустил он в них, а их стрелы отскакивали от золотых доспехов Скитальца. Реи и Елена также оставались неуязвимы, хотя кругом них смерть разила людей.

Пока кипел бой, Реи рассказал Скитальцу о смерти Фараона, о сожжении храма Гаттор, о бегстве Елены. Скиталец, выслушав его, заметил:

— Пора кончать, Реи! Мериамун скоро явится сюда разыскивать нас, а мне думается, что я оставил по себе заметный след! — и он указал рукою на груды тел, отмечавших его путь.

Между тем престарелый ахеянин пустил стрелу в стоявших в колеснице, но стрела, едва коснувшись груди Елены, вдруг избрала иное направление, не причинив ей ни малейшего вреда; пораженный этим чудом, он не спускал с нее глаз. Вдруг Елена подняла голову и взглянула прямо ему в лицо, и в этот момент он узнал в ней ту Елену Аргивянку, которую он не раз видел во время осады Трои.

Теперь он узнал и доспехи Скитальца и, объятый ужасом, громко крикнул своим:

— Спасайтесь, ахеяне! Бегите! Бегите скорее к своим судам, бегите из этой проклятой страны! Там, на золотой колеснице, стоят Елена Аргивянка, давно умершая, и с нею Парис, сын Приама, явившийся сюда отомстить за бедствия Илиона сынам тех, кто навлек на него эти бедствия! Бегите, пока рок не сразил вас!