Густав Эмар - Введение. Страница из моей жизни

Я выехал в довольно хорошем расположении духа, уверенный, что проводник мой не осмелится открыто напасть на меня; я был отлично вооружен, силен, решителен, и следовательно, следя за ним постоянно, я мог легко с ним справиться.

Впрочем, спешу сказать, я был не прав, приписывая бедному индейцу дурные намерения, и мои предосторожности оказались бесполезными; док Торрибио и дон Зено сказали правду. Жестокое наказание имело прекрасное влияние на моего гуарания и совершенно переменило его намерения относительно меня; наши отношения не замедлили сделаться дружественными; вполне довольный таким результатом, я решился употреблять этот самый способ, чтобы внушить почтенье покоренным (mansos) индейцам, с которыми случай сведет меня.

Мой проводник сделался веселее, внимательнее и в особенности разговорчивее; я воспользовался приятной для меня переменой в его характере и стал расспрашивать о доне Зено Кабрале.

И на этот раз мне не удалось узнать ничего; индеец не отказывался отвечать, но он действительно ничего не знал.

Вот вкратце все, чего я добился после бесчисленного множества различным образом предложенных вопросов.

Дона Кабраля знали хорошо и в особенности боялись все индейцы, живущие в пустыне и проходящие ее беспрестанно по всем направлениям; они считали его за необыкновенное, таинственное и непонятное существо, могущество которого было велико; индейцы часто расставляли ему западни, чтобы убить его, но никогда не успевали нанести ему даже малейшей раны.

Он производил на них такое сильное впечатление, что считали за невредимое существо, одаренное высшей, нечеловеческой волей.

Часто дон Зено исчезал в продолжение целых месяцев так, что никто не знал, куда он девался; потом он появлялся неожиданно среди индейских племен, которые ничего не знали о его приближении.

Вообще же индейцы были многим обязаны ему. Никто не мог лучше дона Кабраля вылечить страдающего в случаях болезней, признанных знахарями за неизлечимые: зная все, что происходит в пустыне, он нередко спасал целые семейства, заблудившиеся в лесу без пищи и оружия; и к тому же, прибавил наконец мой проводник, этот человек для них один из тех могущественных гениев, про которых лучше не говорить, если не хочешь подпасть их гневу и увидеть тотчас около себя.

Эти сведения, если можно так назвать отрывистые, боязливые и суеверные показания моего проводника, еще увеличили мое недоумение относительно дона Кабраля; казалось, все соединилось, чтобы окружить его в моих глазах таинственным ореолом.

Слово, нечаянно произнесенное индейцем, возбудило во мне еще большее любопытство.

«Это Паулиста», — сказал мне Венадо вполголоса, с испугом оглядываясь кругом, как будто боясь, что его услышит тот, к кому относилось это название.

Несколько раз во время своего пребывания в Буенос-Айресе я слышал, как говорили о павлистах (Paulistas); сведения, которые мне удалось собрать о них, были хотя неполны и большей частью ошибочны, но в высокой степени подстрекали мое любопытство, которое служило почти главным побуждением к моей переправе в Бразилию.

Павлисты, или винцентисты, — историки обозначают их тем и другим именем — основали свое первое общество в обширных и великолепных долинах Пиратинингии.

Там образовалась под руководством двух умных иезуитов, Анхиэты и Нобреги, отдельная колония в прежней колонии, полуварварской метрополии. Новая Колония была обязана благосостоянием и возрастающим влиянием своему нравственному превосходству; я убежден в том, что рассказы о подвигах ее основателей составят самую интересную часть истории Бразилии.

Успехи цивилизации в Новом свете большею частью должны быть приписаны иезуитам, миролюбивые победы которых произвели для уничтожения варварства более, нежели соединенные усилия гениев-авантюристов, ездивших в Америку в шестнадцатом веке с тем, чтобы положить основание испанским и португальским владениям.

Благодаря вмешательству иезуитов в Бразилии европейцы не пренебрегли вступить в союз с сильными и воинственными индейскими племенами, которые так долго противились португальцам и энергически останавливали победы их.

Союзы с европейцами дали начало воинственному, храброму, закаленному против всякого утомления, смелому племени, образовавшемуся под разумным руководством павлистов, — людей, которым мы обязаны почти всеми открытиями в центральной Бразилии; отважные подвиги их превратились в фантастические легенды даже в тех странах, которые служили поприщем их.

Между тем павлистов серьезно укоряли во многом: они с самого основания колонии обнаруживали неукротимый, своевольный нрав, притворное презрение к законам метрополии и неслыханную гордость к другим колониям; образовавшись из самых буйных и развращенных авантюристов, общества их заимствовали от индейских союзников дикую жестокость и пренебрежение к жизни ближнего; они сделались опасными соседями и отличались необщительностью и строптивостью.

Но со временем павлисты совершенно опровергли подобные обвинения. Провинция Санта-Пауло, населенная исключительно ими, теперь сделалась образованной, самой промышленной частью Бразилии.

К тому же мы разделяем мнение многих историков, что неукротимая природа должна населяться неукротимым племенем; на этой девственной почве, где рыскали павлисты среди диких индейцев, предпочитавших смерть подчинению власти пришельцев — степень развития которых они не могли и не хотели признать, — цивилизация могла пробить себе путь только трудами отборных представителей, не отступавших ни перед какими затруднениями и не поддававшихся расслабляющему влиянию европейских нравов и эгоизму нашего общества; эти качества делали их способными совершать великие подвиги, полные самоотверженности. Такие похвалы, произнесенные с непритворным энтузиазмом природными врагами португальцев, их европейскими соседями — испанцами, ненависть которых к Америке усиливалась соперничеством, — производили на меня сильное впечатление и вселили во мне глубокое уважение к этим героям. Я надеялся встретить еще несколько современных типов, сохранивших великие черты своих предков, несмотря на влияние времени и образования.

Таким образом, название павлиста, данное человеку, встретившемуся со мною при таких странных обстоятельствах, увеличило мое любопытство, мою симпатию к загадочной личности дона Кабраля.

Я желал более всего опять увидеть человека, который при первой встрече заинтересовал меня.

Я спешил как можно скорее доехать до фазенды рио д'Уро, где дон Зено Кабраль назначил мне свидание. Ферма эта находится на границе провинции Св. Павла и представляет самую богатую и полезную плантацию в этой стране.