Сэмюэл Шеллабарджер - Рыцарь короля

— В этом есть доля правды…

Король мечтательно поднял глаза, вспоминая:

— Клянусь Богом, господин канцлер, у неё ноги стройнее, чем у любой из женщин, которых я знаю, и молва наделяет её прочими прелестями под стать им. Лакомый кусочек, даже если она враг!

— Какой женщине под силу долго оставаться врагом вашего величества? — пробормотал канцлер.

— Ладно, давайте-ка теперь взглянем на нее. Очень хотелось бы мне знать, каковы её действительные чувства к де Лальеру. Возможно, нам удастся это выяснить…

Позвонив в стоявший на столе колокольчик, Франциск приказал явившемуся церемониймейстеру ввести пленников. И прибавил, обращаясь к Дюпра:

— Так вы думаете, что опасения герцогини Ангулемской…

— Я верю, сир, что на её высочество произведут должное впечатление факты, о которых я говорил.

— Да, я считаю, что произведут.

Король рассеянно встал и посмотрелся в ручное зеркало. Провел гребнем по волосам и бороде, поправил цепь на шее, взбил складки на широких рукавах и состроил зеркалу глазки.

Дюпра улыбнулся.

После недели в тюремном полумраке мир показался Блезу де Лальеру странным. Контуры предметов, цвета, лица стали резкими и незнакомыми. Его ум и дух, как и его зрение, медленно, словно пробираясь на ощупь, возвращались в нормальное состояние.

Осторожно спустившись по ста двадцати ступеням, высеченным в почти отвесной скале, которая служила опорой для замка Пьер-Сиз, он сразу же попал в сутолоку перед городскими воротами, расположенными у подножия утеса: в узком проходе между скалой и Соной сгрудилась масса людей и вьючных животных. Когда он на миг оглянулся и посмотрел вверх, ему показалось, что громадная средневековая крепость с её зубчатыми стенами и возвышающейся над ними круглой башней цитадели вот-вот рухнет со своего стофутового постамента и погребет под собой колонну людей, суетящихся на дороге, словно муравьи; прошла добрая минута, пока он смог овладеть собой. Потом предметы постепенно обрели свои истинные размеры и пропорции, хотя некоторое время он чувствовал себя так, будто спустился с луны.

— Вот сюда, мсье, — сказал один из двух стражников, дернув его за рукав. — У вас вроде как голова закружилась? Король не в Везе, а в Сен-Жюсте.

Пленник улыбнулся:

— Конечно. Но сейчас я похож на человека, который долго был с завязанными глазами и потерял ориентацию.

Затем, сопровождаемый с обеих сторон стражниками, он повернул направо и зашагал по единственной узкой улице, ведущей в город.

С того времени, как его доставили в замок-тюрьму — это было неделю назад — у него, действительно, были завязаны глаза, хотя и в переносном смысле.

Через толстые стены до него не доходили никакие вести, касающиеся его дела. Дважды его допрашивали угрюмые секретари канцлера, и дважды он терял сознание после бесконечных изматывающих часов, когда ему не давали сесть. Они записали слово в слово его отчет о преследовании Русселя от Женевы и Анны — от Нантюа. Его подвергали перекрестному допросу, спрашивая об отношениях с Анной, задавали наводящие вопросы, имеющие целью вовлечь в дело де Сюрси и даже Баярда. Однако, выжимая из его слов по капле нужные им сведения, следователи ничего не упомянули ни о намерениях короля, ни о том, как его дело может пойти дальше.

Поглощенный мыслями о неопределенности своего положения и о суровых испытаниях, неминуемо ожидающих его в Сен-Жюсте, он едва обращал внимание на длинную узкую улицу с высокими домами и церквями по сторонам, занимающими каждый доступный дюйм на уступе шириной сто ярдов между Соной и крутыми склонами на западе. У этих склонов был ещё вполне сельский вид — виноградники, поля и огороды поднимались террасами над тесным скопищем домов внизу.

Каким-то краем сознания Блез отметил знакомую арку ворот Бургнеф — Нового города, через которые улица вливалась в квартал того же названия; в просветах между домами слева он то и дело мог видеть реку, за которой, на полуострове между Соной и Роной, расположилась новая часть Лиона. Там, восточнее Сен-Низье, находилось аббатство Сен-Пьер, где была заключена Анна Руссель.

Он отчаянно гадал, как обстоят дела у неё и предстоит ли им сегодня совместный допрос и общий приговор. Сможет ли она умилостивить короля, как рассчитывала? И как поведет себя по отношению к нему, к Блезу?

В ближайшие час-два он получит ответы на эти вопросы и множество других, не дающих ему покоя.

Вот церковь Сен-Лоран и церковь Сен-Поль, а между ними — монастырь. Воздух полон зловония от близлежащей бойни. Там слева каменный мост, частично застроенный, соединяющий два берега реки. А здесь улица меняет название в честь известных гостиниц, вереницей вытянувшихся вдоль неё со своими конюшнями и каретными дворами: «Яблоко», «Шлем», «Дофин», «Королевская шляпа»и ещё добрый десяток других. Маркиз де Воль, подумал Блез, остановился бы в одной из них, возвратившись из Женевы. А может быть, он уже и вернулся.

Теперь улица обогнула громаду архиепископского дворца. Позади него возвышался собор Сен-Жан, окруженный стенами и строениями, словно город в городе.

Блез встряхнулся, пытаясь избавиться от неприятных мыслей, и заметил:

— Чего-чего, а церквей тут у вас в Лионе хватает, как я посмотрю.

— Ага, — сказал один стражник, — только на этом берегу целых одиннадцать на протяжении полулиги. Верите, как начнут трезвонить во все колокола — ушам больно. Иногда по ночам уснуть нельзя, скажу я вам, сударь. А с того берега тоже колокола отвечают. Да-а, Лион — город благочестивый… Сюда, мсье.

У монастыря Сен-Жан они свернули направо, протиснулись через пару ужасно узких улочек и вскарабкались по крутому подъему под названием Гуржильон, или Гюлле — то ли улочке, то ли ущелью, ведущему наверх, к Сен-Жюсту.

Почти сразу же они оказались за городом. Отдышавшись после подъема и оглянувшись назад, они увидели, что большой город со своими сорока тысячами жителей, раскинувшийся по обеим сторонам реки, остался внизу. Миновали линию стен, построенных сто пятьдесят лет назад для защиты от англичан, выбрались на самую вершину горы, а оттуда до обители Сен-Жюст оставалось уже рукой подать.

Это был не только монастырь, но и крепость, в которой могла укрыться тысяча человек. Окруженный тридцатишестифутовой стеной с двадцатью двумя башнями, он включал в себя церковь Сен-Жюст, большую трапезную, здание трибунала, двенадцать просторных домов для каноников церкви, двадцать восемь других строений с внутренними дворами, садами, клочками виноградников — одним словом, целый город из величественных зданий. Теперь, многолюдный более обычного из-за присутствия королевской свиты, монастырь цвел многоцветьем одежд и гудел, как гигантский улей.