Вальтер Скотт - Кенилворт

Осуществив свое намерение, Лэмборн в восторге захлопал в ладоши.

— Графиня! Графиня! В моих руках тайна, которая осчастливит меня или погубит! Вперед, Баярд! — крикнул он, выводя свою лошадь из стойла, — бока твои познакомятся сейчас с моими шпорами!

Лэмборн прыгнул в седло и выехал из замка через боковые ворота, где его беспрепятственно пропустили, ибо такое распоряжение оставил сэр Ричард Варни.

Как только Лэмборн и слуга удалились, Лестер переоделся в очень простое платье, набросил плащ и, взяв в руки фонарь, спустился потайным ходом и вышел во двор замка, неподалеку от входа в «Забаву». Теперь его мысли были более спокойными и ясными, чем прежде, и он даже пытался представить себя человеком, против которого грешили больше, чем грешил он сам.

«Мне нанесено глубочайшее оскорбление, — убеждал он себя, — и все же я воздержался от поспешной мести, которую волен был свершить, и ограничился человечными и благородными мерами. Но неужели союз, опозоренный коварством этой лживой женщины, по-прежнему будет сковывать меня и не позволит достичь величия, уготованного мне судьбой? Нет, я найду средства расторгнуть эти узы, не разрывая нити жизни. Она нарушила свой обет, и перед богом я больше не связан с ней. Целые королевства разделят нас, океаны лягут между нами, и волны их, поглотившие целые флотилии, поглотят и нашу ужасную тайну».

Такими доводами Лестер пытался успокоить свою совесть и оправдать поспешность, с которой он принял решение мстить. Честолюбивые замыслы так неразрывно переплелись с каждой его мыслью, с каждым поступком, что он уже был не в силах отказаться от них и сама месть приняла теперь в его глазах обличье правосудия и даже великодушной умеренности.

В таком настроении мстительный и тщеславный граф вошел в свой великолепный сад, освещенный сиянием полной луны. Повсюду разливался ее желтоватый свет, отражаясь в белом камне ступеней, балюстрад и архитектурных украшений. Ни одно кудрявое облачко не нарушало синевы небес, и было так светло, что казалось, будто солнце только что скрылось за горизонтом. Бесчисленные мраморные статуи мерцали в бледном свете, подобно закутанным в покрывала призракам, только что поднявшимся из гробниц; прозрачные струи фонтанов взлетали в воздух, словно стараясь вобрать в себя лучи лунного света, прежде чем снова упасть искрящимся серебряным ливнем в бассейны.

Минувший день был знойным, и дыхание нежного ночного ветерка, пролетавшего над террасой «Забавы», колыхало воздух не больше, чем веер в руках юной красавицы. Певцы летней ночи, свившие множество гнезд в саду, вознаграждали себя за дневное молчание, разливая свои ни с чем не сравнимые трели, то радостные, то печальные, которые то перекликались друг с другом, то звучали стройным хором, словно восхищаясь безмятежной прелестью ночи.

Погруженный в размышления, не имеющие ничего общего ни с журчанием воды, ни с сиянием лунных лучей, ни с пением соловьев, Лестер, закутавшись в плащ и сжимая рукоять шпаги, медленно шагал по террасе, но не мог обнаружить ничего похожего на человеческую фигуру.

«Я был одурачен из-за собственного великодушия, — думал он, — я дал этому негодяю ускользнуть от меня, и теперь он, наверно, бросился на выручку к изменнице, а она едет почти без охраны…»

Однако его подозрения мгновенно рассеялись, когда, обернувшись, он увидел медленно приближавшегося человека, тень которого поочередно падала на окружающие предметы.

«Не поразить ли его, прежде чем я снова услышу этот ненавистный голос? — подумал Лестер, сжимая рукоятку шпаги. — Но нет! Раньше я выпытаю все его гнусные намерения. Я посмотрю, как будет ползать и извиваться эта отвратительная гадина, а уж потом пущу в ход силу и раздавлю ее».

Он снял руку с эфеса и, собрав все свое самообладание, медленно двинулся навстречу Тресилиану.

Тресилиан отвесил низкий поклон, на который граф ответил высокомерным кивком головы.

— Вы добивались тайной встречи со мной — я здесь и слушаю вас.

— Милорд, — сказал Тресилиан, — то, что я должен вам сказать, столь важно, а мое стремление найти в вас не только терпеливого, но и благосклонного слушателя столь велико, что я попытаюсь рассеять предубеждение, которое ваша светлость может иметь против меня. Вы считаете меня своим врагом?

— Разве у меня нет для этого достаточной причины? — спросил Лестер, чувствуя, что Тресилиан ждет ответа.

— Вы несправедливы ко мне, милорд. Я друг, но не вассал и не сторонник графа Сассекса, которого придворные называют вашим соперником. Уже немало времени прошло с тех пор, как я перестал интересоваться придворной жизнью, придворными интригами, ибо, они не соответствуют моему характеру и складу ума.

— Несомненно, сэр, есть другие занятия, более достойные ученого, каковым слывет мистер Тресилиан. Любовные интриги, пожалуй, не уступят придворным.

— Я вижу, милорд, вы придаете слишком большое значение моей прежней привязанности к несчастной юной особе, о которой я собираюсь говорить. Уж не думаете ли вы, что я защищаю ее интересы из чувства ревности, а не из чувства справедливости?

— То, что я думаю, вас не касается, сэр. Продолжайте. До сих пор вы говорили только о самом себе — бесспорно, это важная и достойная тема, но, поверьте, она не настолько интересует меня, чтобы я ради этого жертвовал своим отдыхом. Избавьте меня от дальнейших предисловий, сэр, и говорите, что вам нужно от меня. Когда вы кончите, я, в свою очередь, тоже кое-что вам сообщу.

— Хорошо, милорд, в таком случае я буду говорить без дальнейших предисловий. Поскольку то, что я должен сказать вам, касается вашей чести, я уверен, вы не сочтете потерянным время, которое потратили, чтобы выслушать меня. Я должен потребовать у вашей светлости отчета о судьбе несчастной Эми Робсарт, история которой вам слишком хорошо известна. Я глубоко сожалею, что не сразу избрал этот путь и не сделал вас самих судьей между мною и мерзавцем, который причинил ей столько зла. Милорд, она спаслась бегством из противозаконного и опаснейшего заточения, надеясь, что ее недостойный супруг не останется глухим к справедливому протесту, и вырвала у меня обещание, что я не выступлю в ее защиту, пока сама она не использует доступные ей средства добиться признания ее прав.

— Ах вот что! — перебил Лестер. — Да вы помните, с кем говорите?

— Я говорю о ее недостойном супруге, милорд, — повторил Тресилиан, — и, при всем уважении к вам, не могу найти более мягких выражений. Я потерял из виду бедную молодую женщину, ее спрятали в каком-то тайнике замка, а быть может, даже перевели в другое место заточения, более удобное для осуществления злодейских замыслов. Этого не должно быть, милорд! Я говорю от имени ее отца — и требую, чтобы этот злополучный брак был признан и объявлен в присутствии королевы, а Эми Робсарт получила право и возможность жить там, где она того пожелает. Позвольте мне заметить, что выполнение этих моих справедливейших требований не касается ничьей чести столь близко, сколь чести вашей светлости.