Александр Степанов - Порт-Артур. Том 2

– Пошли Ноги просьбу немедленно ввести в город японские войска для прекращения беспорядков, – предложила Вера Алексеевна, с ужасом глядя на огромное пожарище в городе.

С наступлением темноты ротмистр Водяга под охраной взвода казаков поскакал с личным письмом Стесселя в ставку японского командующего армией. Ноги не замедлил прийти на помощь «храброму оборонителю», как он величал в своем ответе Стесселя.

Вскоре рота японцев с примкнутыми штыками, в фуражках с желтыми околышами, в суконных шинелях с меховыми воротниками, плотным кольцом окружила дом генерал-адъютанта, сменив казаков и артиллеристов.

Японские патрули направились в город и тут при свете пожара хватали и десятками расстреливали героических защитников Артура. В то же время Стессель с женой и своими приспешниками поднимали бокалы в честь японского императора и генерала Ноги.

Как только стало известно, что порядок в городе восстановлен, Варя отправилась на поиски Борейко в район Большого Орлиного Гнезда. По телефону с Утеса были вызваны Блохин и Родионов, и они втроем двинулись пешком на гору. Утесовцы успели еще засветло осмотреть как самое Орлиное Гнездо, так и все вокруг него. Поиски не увенчались успехом. Среди японцев нашлись говорящие по-русски. От них Варя узнала, что еще накануне около Гнезда был подобран в бессознательном состоянии тяжелораненый русский офицер. «Шипка большой, мы таких еще не видали, на нем не было целого места, а он все еще дышал», – пояснили японцы.

– Не иначе, Ведмедь! – обрадовались артиллеристы.

– Завтра же постараюсь навести справки у японцев через Балашова, – решила Варя.

Окрыленные надеждой, утесовцы направились домой.

– Пойду Вамензона убивать, – сообщил Блохин фейерверкеру, тряхнув своей трофейной винтовкой.

– Охота тебе марать об него руки, – спокойно проговорил Родионов.

– Если его не убить, то он и дальше будет тиранить солдат. – И Блохин ушел.

На батарее номер двадцать два, которой командовал капитан Вамензон, горели подожженные солдатами деревянные казармы. Капитан торопливо укладывал в чемодан наиболее ценные вещи, когда его внимание привлек шум на дворе. Взглянув в окно, Вамензон увидел толпу вооруженных солдат, впереди которой шел Блохин. Капитан понял, что настал час расплаты за все его издевательства над солдатами. Бросив все, он поспешно выбежал на задний двор и спрятался в отхожем месте.

Солдаты ворвались в квартиру. Они заглядывали под кровати, открывали шкафы, осмотрели чердак, но нигде не могли обнаружить капитана.

– Зон, где ты, растакой сын?! – взывал Блохин, тыча штыком во все укромные места, но нигде никого не было. – Куда же он мог деваться? Не вылетел же в трубу на помеле, – недоумевал солдат.

Выйдя во двор, Блохин решил заглянуть в уборную. Как только капитан увидел его в щель, он быстро поднял доски стульчака и спрыгнул в нечистоты, погрузившись в них по самое горло. Шаги приближались. Вамензон судорожно прижимался в самый угол, стараясь спрятаться возможно лучше. Открылась дверь, и в то же мгновенье, набрав побольше воздуху, капитан нырнул. Блохин заглянул в дырку.

– Нет его, проклятого, и тут. Аида дальше! – скомандовал он солдатам.

Капитан тотчас вынырнул на поверхность.

– Погодите же у меня, мерзавцы? Заставлю я вас сторицей заплатить за это купанье… – Когда солдаты ушли, он начал выбираться из выгребной ямы.

Все перебив и переломав на квартире Вамензона, солдаты подожгли дом и долго любовались, как огонь уничтожал жилище ненавистного им командира.

– «По моему ходатайству государь император разрешил желающим господам офицерам дать японским властям подписку о неучастии в этой войне и вернуться в Россию», – громко прочитал Белый Звонареву только что полученную телефонограмму. – Как вы на это смотрите, молодой человек?

– Ни один порядочный офицер не оставит своих солдат и не вернется в Россию, – твердо ответил прапорщик.

– Сереженька, дай я тебя поцелую за это! – порывисто кинулась к жениху Варя. – Мне очень хочется, чтобы ты остался со мной, но это будет нехорошо по отношению к солдатам.

Белый ласково посмотрел на дочь.

– Из тебя выйдет со временем, когда ты подрастешь и войдешь в разум, неплохая жена, – проговорил он. – Вопрос идти или не идти в плен будет обсуждаться сегодня вечером на общегарнизонном собрании офицеров. Мы с вами сейчас и отправимся туда.

В темном, загрязненном помещении собрания они застали уже более сотни офицеров всех частей артурского гарнизона стрелков, артиллеристов, саперов, казачьей сотни и различных штабов. В зале и столовой красовались длинные столы под белоснежными скатертями.

Вскоре прибыл Стессель в сопровождении Фока и Никитина.

– Господа офицеры! – скомандовал Белый.

Все вытянулись. Отдав общий поклон и пожав руки генералам и полковникам, Стессель прошел к концу стола.

– Прошу занять места, – зычным командирским голосом проговорил он.

Офицеры задвигали стульями, рассаживаясь по чинам – генералы около Стесселя, за ними полковники и так далее. Звонарев поместился в конце последнего стола, вместе с врачами и чиновниками.

– В последний раз мы собрались дружной артурской семьей, – поднялся с места Стессель. – Многих мы недосчитываемся в своих поредевших рядах. Одни лежат в госпиталях, другие пали геройской смертью на поле брани. Прошу почтить их память вставанием.

Все поднялись и несколько мгновений молчаливо стояли.

– Истощение всех средств обороны, массовые болезни среди гарнизона сделали невозможным дальнейшее сопротивление, и я вошел в переговоры о капитуляции. Полковник Рейс сообщил мне из Шуйшиина, где велись переговоры, что условия ее вполне почетны. Нижние чины идут в плен, господам же офицерам предоставляется возможность вернуться в Россию. Им также сохранено право на ношение оружия, на денщиков и определенное количество вещей. Государь император разрешил господам офицерам по своему усмотрению идти либо в плен, либо возвращаться на родину. Нам следует теперь побеседовать на эту тему. Я лично, конечно, возвращаюсь в Россию вместе со своим начальником штаба полковником Рейсом для непосредственного доклада его величеству о всех обстоятельствах артурской обороны. Кто желает высказаться, прошу не стесняться, – закончил Стессель.

– Позвольте мне, – с кавказским акцентом проговорил полковник Тахателов, приглаживая рукой свою пышную полуседую шевелюру. – Мы все, как один человек, должны разделить участь наших солдат и вместе с ними идти в плен. Как мы будем потом смотреть им в глаза, если в настоящую трудную минуту бросим их на произвол судьбы? Я иду в плен и считаю, что все здоровые и легкораненые офицеры должны сделать то же самое.