Поль Феваль - Юность Лагардера

— Людям нашего ремесла, — перебил его Кокардас, нещадно теребивший свои великолепные черные усы, — не положено проявлять любопытство… Ведь к нам приходит самая пестрая публика…

Он встал, тяжело вздохнул и еще раз наполнил стакан белым вином; брат же Паспуаль отложил в сторону свою книгу. Затем оба снова стали неистово потирать затылки.

«Значит, вы боитесь?» Юный артист «Очаровательного театра» уже открыл рот, чтобы задать мэтрам этот вопрос, однако вовремя спохватился. Ни для пылкого Кокардаса, ни для рассудительного Паспуаля не существовало опасности, которая могла бы их остановить. Впрочем, южанин немедленно объяснил их поведение:

— Мы никого не боимся, сынок, но вот наше ремесло… Видишь ли, честь мундира обязывает…

— Понимаю, — ответил Анри. — Если вы вмешаетесь в эту историю, вы рискуете потерять клиентов; не так ли?

— Вот-вот, ты попал в самую точку, — без всякого смущения подтвердил нормандец и выразительно пошевелил пальцами, словно пересчитывал воображаемые монеты. — Тот, кто лучше всех платит, далеко не всегда самый честный… — присовокупил он. — Большинство слуг владелицы «Теленка» — сущие канальи…

Тут к Анри твердым шагом подошел мэтр Кокардас. Он положил руки ему на плечи, и мальчик понял, что решение принято.

— Сынок, — заявил фехтовальщик, — не отчаивайся: отец твоей белокурой красавицы жив. Да, все верно, в «Сосущем теленке» люди пропадают, но там никогда никого не убивали. Из этого и надо исходить. Что же до его спасения, то тут ни мой товарищ, ни я ничего не можем поделать. Ты займешься этим сам… когда подрастешь. Так что потерпи немного, а потом приходи к нам, и пусть нас черти разорвут, если мы не сделаем из тебя первый клинок королевства. А уж со шпагой в руке ты горы свернешь, сотворишь любое чудо!

— И не спеши, — добавил Паспуаль, пастырским жестом благословляя мальчика, — имей терпение и мужество! Этот совет мы даем тебе от чистого сердца.

В тот же вечер, когда Венсенский лес уже окутала темнота, Анри сидел возле своей маленькой «сестрички» и, утешая ее, говорил:

— Оливье де Сов жив. Мои старшие друзья подтвердили это. Не плачь, Армель. Я поклялся вернуть тебе отца и сдержу свою клятву! А пока успокойся, верь мне и жди. Я беру тебя под свое покровительство и обязуюсь защищать от любых врагов. Слово Лагардера!

— Лагардера? — воскликнула девочка. — Ах, как же мне нравится это имя! Оно такое звонкое и светлое. Хорошо бы, если бы это было твое настоящее имя!

— Мне оно тоже по душе, — ответил Анри, невольно понизив голос, — и я бы очень хотел зваться Лагардером… Впрочем, может быть, мое настоящее имя звучит еще лучше… Знаешь, мое рождение окутано тайной… Почтение, которое оказывает мне госпожа Бернар, а также то, о чем она говорила нынче утром, лишний раз убеждает меня в том, что я принадлежу к древнему дворянскому роду.

И он рассказал Армель, что уже не раз донимал добрую женщину расспросами о своем происхождении. Однако та была непреклонна и ласково, но твердо отказывалась удовлетворить любопытство мальчика и поведать ему правду о его семье. Анри был еще слишком юн.

— Я ребенок, слышите ли, ребенок! — с досадой воскликнул Маленький Парижанин. — Все только это и твердят… А ведь я сгораю от нетерпения вступить в битву с врагами, встретиться с ними лицом к лицу, как подобает настоящему мужчине… Ах, когда же наконец я смогу держать в руке настоящую шпагу!

Слова Анри достигли слуха мадам Бернар. Отложив заштопанную ею одежду, она набожно перекрестилась и прошептала:

— Господи, внемли молитве рабы твоей и защити этого ребенка! Забыв о себе, я растила и воспитывала его, но сейчас я слушаю его жалобы и боюсь. Мне кажется, что жизнь его не будет спокойной. В его жилах течет горячая кровь, и все Лагардеры беспощадны к своим обидчикам. Господи, сделай так, чтобы эта девочка, такая красивая и такая кроткая, сумела удержать его от крайностей, когда меня уже не будет на свете. Пусть она станет добрым ангелом моего Анри, моего любимца, наследника престола Гвасталлы!

Оливье следовал за Эстафе и удивлялся все больше и больше. Выйдя из прокопченного зала «Сосущего теленка», мужчины спустились в подвал. Эстафе зажег свечу, и они долго шли по узкому коридору, где слышалось журчание воды, а из-под ног разбегались во все стороны огромные крысы.

Оливье де Сов шутливо заметил:

— Похоже, что здесь нашли себе пристанище все грызуны и пауки Парижа. Послушайте, приятель, почему вы ведете меня столь странным путем?

В иных обстоятельствах верный слуга госпожи Миртиль, гибкий, сильный и коварный, словно хищный зверь, несомненно ответил бы грубостью, насмешкой, а то и ударом кулака. Но еще свежее воспоминание о поединке Оливье с наемным убийцей Марселем де Ремайем удерживало его в рамках приличий… На перевязи у отца Армель висела длинная и непобедимая шпага… Оливье де Сов вправе был рассчитывать на-уважительное к себе отношение!

Поэтому Эстафе удовольствовался тем, что пробормотал что-то нечленораздельное и ускорил шаг.

Потайной коридор, который, как легко было догадаться, соединял кабачок с особняком Сен-Мара, уперся в железную дверь; Эстафе достал из кармана ключ и отпер ее.

— Проходите, сударь! — пригласил он Оливье. Тот пожал плечами, усмехнулся про себя, ибо подобная таинственность претила ему и казалась совершенно бессмысленной, однако же шагнул вперед.

Взору его открылась стремительно бегущая наверх каменная винтовая лестница; Эстафе с шумом захлопнул дверь. Тусклое пламя свечи освещало узкие ступени, подъем по которым затянулся до бесконечности… Но вот они добрались до верхнего помещения, где в беспорядке были свалены самые разные вещи: кухонная утварь, поломанная кушетка, потрепанные кресла, ржавые доспехи, старые шпаги, какие-то непонятные тюки, перевязанные веревкой, кипы старой одежды, кишевшие насекомыми… Одним словом, они очутились в некоем весьма неприглядном месте, которое, не сговариваясь, миновали очень быстрым шагом, почти бегом.

Наконец Оливье ступил на маленькую площадку между лестничными пролетами. Перед собой он видел новую лестницу: она вела вниз и была еще уже прежней — настоящий потайной ход…

Это утомительное хождение вверх и вниз ему порядком надоело, но, сдержавшись, чтобы не вспылить, благородный молодой человек решил перевести все в шутку.

— Держу пари, — сказал он, — что нам теперь снова предстоит спускаться. Я выиграл, не так ли?

Эстафе, набычившись, поклонился и с трудом выдавил из себя коротенький ответ:

— В общем-то, да…

Потом он снова пошел впереди Оливье, пробормотав: