Поль Феваль - Юность Лагардера

— Ну вот, одним покойником больше, — усмехнулся он, — только этого мертвеца не станут выставлять на всеобщее обозрение.

В ту же ночь перед кабачком «Сосущий теленок» остановился черный фургон с нарисованными на стенках белыми крестами. Стоял он там недолго, ровно столько, сколько понадобилось, чтобы открыть люк винного погреба, вытащить оттуда длинный белый сверток и затолкать его внутрь фургона… Возница щелкнул кнутом, и черная колесница, скрипя колесами, покатила по улицам Парижа…

Карета эта, выкрашенная в цвета смерти, официально принадлежала городскому муниципалитету. Она выезжала в сумерках и подбирала безымянные трупы… Не меньше дюжины за ночь… Это были жертвы случайных стычек, личных ссор, несчастных случаев и апоплексических ударов. Каждую ночь Париж платил свою скорбную дань молчаливому вознице, отдавая ему окоченевшие тела людей без роду и племени.

Возница состоял на службе у Миртиль. Ей он был обязан жизнью и возможностью зарабатывать на хлеб. Его уже собирались вздернуть, веревка уже холодила ему шею, — но тут подоспел приказ короля: помиловать!

Следом за королевским гонцом появилась владелица «Сосущего теленка». Она увела счастливчика с собой, рассказала, как ей удалось добиться его освобождения, и предложила свое покровительство в обмен на обещание слепо исполнять все ее распоряжения. Через три дня он получил место возницы мертвых и стал одним из самых преданных слуг Миртиль.

Благодаря этому человеку отважные молодые люди и здоровые красивые девушки, попавшие в западню к поставщице пушечного мяса для Берегового братства, без шума покидали кабачок, завернутые в погребальный саван…

Но пленники госпожи Миртиль отправлялись отнюдь не в знаменитый морг в Шатле, где их бы уложили на столы в огромном зале и показали всем желающим (в целях возможного опознания). Возница мертвых ехал по улице Балю, затем по улице Сен-Жермен-л'Оксеруа по направлению к Лувру, поворачивал налево и оказывался на улице Арбр-Сек. Там он останавливался, спускался с козел, оглядывался, прислушивался…

Вот и сегодня, убедившись, что вокруг никого нет, он толкнул тяжелые дубовые ворота, и те широко распахнулись, позволяя увидеть обширный двор, вымощенный камнем. В его глубине стоял особняк, принадлежавший прежде одному аристократическому семейству, а ныне превращенный в склад товаров, отправляемых через Гавр на Антильские острова.

Возница взял лошадь под уздцы, завел повозку во двор и запер за собой ворота, воспользовавшись для этой цели тяжелым железным брусом и несколькими задвижками. Потом он разбудил гиганта-привратника… Сегодня весь этот церемониал был проделан ради Оливье.

Его бесчувственное тело было извлечено из фургона, где оно соседствовало с трупами старушки со вспоротым животом, младенца, утопленного в колодце, толстой служанки, скончавшейся от апоплексии и какого-то бродяги, которому перерезали горло в одном из закоулков Двора Гробье.

Молодого человека отнесли в дом, в просторную комнату первого этажа, заваленную ящиками и тюками с бирками и надписями…

На рассвете его погрузили в телегу, набросав сверху всякого тряпья. Вокруг него умело расположили тюки — так, чтобы для пленника сохранялся доступ воздуха.

Когда сознание вновь вернулось к Оливье де Сову, он не поверил своим глазам. Помещение, где он находился, напоминало спальню в монастыре: стены были выбелены известкой, но вместо привычных кроватей висели гамаки.

В два круглых окошечка заглядывало солнце, золотое рассветное солнце; а воздух… воздух в комнате был напоен неповторимым запахом моря! Молодой человек в изумлении приподнялся на локте.

— Море… — прошептал он. — Море!

И тут он увидел его: зеленая сверкающая гладь. Но у Оливье не было времени ни для дальнейших наблюдений, ни для размышлений. Внезапно дверь с шумом распахнулась, и громовой голос пророкотал:

— Эй, матросы! Подъем!

Послышались оклики, ворчание, смех, кашель — словом, все то, что обычно сопровождает пробуждение матросов и солдат. Все повиновались команде, и уже через несколько секунд были на ногах. Оливье счел за лучшее последовать общему примеру. Он видел вокруг себя суровых людей с жесткими лицами. Эти морские волки, привыкшие к штормовым ветрам, с руками, огрубевшими от снастей, и с серьгами в ушах удивительно напоминали разбойников с большой дороги.

Никто из них даже не глядел в его сторону, похоже было, что они его попросту не замечают. Одни раскуривали трубки, другие собирались бриться. Третьи, обнажив мощные торсы, умывались, сопя и фыркая, возле расставленных вдоль стены лоханей с водой.

Оливье убедился, что все они были между собой на «ты» и обращались друг к другу исключительно по прозвищам: Железная Рука, Ветрогон, Двухмачтовик, Зоркий Глаз, Камнебой, Проныра и тому подобное.

Поразмыслив, он решил заговорить первым.

— Извини, товарищ, но я хотел бы знать… — вежливо начал он, обращаясь к одному из матросов.

Его собеседник — а это был Проныра — презрительно смерил его взглядом.

— Ты сказал «товарищ»?

— Да, а что тут такого? — удивился дворянин из Пуату.

В ответ поднялась целая буря:

— Сквозь строй его! Выпороть кнутом! Тащите линь [37]!

Но тут, перекрывая этот шум, раздался властный голос:

— Эй вы, тихо!

В помещение вошел высокий человек с гордой осанкой. Оливье понял, что он был здесь главным. Об этом свидетельствовал, в частности, и его костюм, сшитый по последней парижской моде, однако же без лент, бантов и кружев.

Он направился прямо к шевалье де Сову.

— Так это ты новичок, поступивший на службу?

— Поступивший на службу? Какую службу? На службу к кому?

— Не валяй дурака!

— Клянусь, что я совершенно не знаю, почему и где я нахожусь!

— Ладно, и такое бывает. Тогда слушай меня и запоминай. Добровольно ты тут очутился или нет — не имеет ровно никакого значения. Отныне ты корсар, морской разбойник, член Берегового братства. Теперь ты с нами навеки. Если ты окажешься достойным нашей дружбы, то всегда, до самой смерти, сможешь рассчитывать на нашу поддержку. Перед тобой открывается новая жизнь: тебе придется привыкнуть к дисциплине, но зато тебя будут окружать преданные друзья, да и кошелек твой никогда не опустеет. Все зависит от тебя. Захочешь — станешь знаменитым и сказочно богатым… Ну а коли ты окажешься трусом, то со всеобщего согласия тебя вздернут на рее. Мы готовы помогать тебе, но и ты не смеешь предать нас.

У Оливье даже не было времени, чтобы как следует удивиться. Тотчас же в спальню по свистку вбежали еще человек десять, которые молча окружили шевалье плотным кольцом. По ту сторону этого живого круга сгрудились все те, с кем отец Армель проснулся нынче утром в одном помещении. Эти десятеро молодцов были вооружены охотничьими ружьями. По нескольким репликам Оливье понял, что человек, который расспрашивал его и теперь стоял перед ним в центре круга, звался капитан Турмантен.