Поль Феваль - Горбун, Или Маленький Парижанин

— Видимо, в твоем горбе заключен ум, друг мой, — заметил Гонзаго. — Обещаю, ты будешь дворянином.

— Благодарю, ваша светлость. И когда же?

— Тьфу, черт! Что за спешка? — послышалось вокруг.

— Это делается не так быстро, — сказал Гонзаго.

— Они правы, — отозвался горбун, — я спешу. Простите меня, ваша светлость, но вы только что сказали, что не любите получать услуги бесплатно, поэтому я беру на себя смелость просить у вас вознаграждения немедленно.

— Немедленно? — воскликнул принц. — Но это невозможно!

— Позвольте, я вам объясню; речь не идет более о дворянстве.

Горбун подошел поближе и вкрадчиво проговорил:

— Совершено не обязательно быть дворянином, чтобы сесть рядом, скажем, с господином Ориолем сегодня вечером за ужином.

Все расхохотались, за исключением Ориоля и принца.

— Как? Ты и это знаешь? — спросил Гонзаго и нахмурился.

— Случайно услышал несколько слов, — смиренно пролепетал горбун.

В компании раздались возгласы:

— Ужин? Значит, мы сегодня ужинаем вместе?

— Ах, принц, — проникновенно заговорил горбун, — что за танталовы муки я испытываю? Мне так и видится маленький домик с потайными дверьми, тенистый сад вокруг, будуары, куда сквозь плотные занавески проникает приглушенный свет дня. Потолки расписаны нимфами и амурами, мотыльками и розами. А какая перед моими глазами встает раззолоченная гостиная! Гостиная для роскошных празднеств, где цветут улыбки! Я вижу ослепительные канделябры…

Горбун даже прикрыл глаза ладонью.

— Вижу цветы, чувствую их благоуханье, а рядом стоят кубки с отборными винами, сидит множество прелестниц…

— Его еще не пригласили, а он уже пьян, — заметил Навайль.

— Это правда, — сверкая глазами, отозвался горбун, — я |и вправду уже пьян.

— Если желаете, ваша светлость, — шепнул Ориоль на ухо Гонзаго, — я предупрежу мадемуазель Нивель.

— Она уже предупреждена, — ответил принц.

Затем, словно желая подчеркнуть всю необычность причуды горбуна, добавил:

— Господа, сегодняшний ужин будет не такой, как всегда.

— А в чем же отличие ?^У нас будет царь?

— А вот угадайте.

— Комедия? Господин Лоу? Обезьяны с ярмарки Сен-Жермен?

— Гораздо лучше, господа. Ну что, сдаетесь?

— Сдаемся! — в один голос вскричали повесы.

— У нас будет свадьба, — объявил Гонзаго.

Горбун вздрогнул, но все решили, что это от предвкушения.

— Свадьба? — переспросил он, всплеснув руками и закатив глаза. — Свадьба в конце небольшого ужина?

— Настоящая свадьба, — подтвердил Гонзаго, — с полной церемонией бракосочетания.

— А кого мы поженим? — поинтересовались весельчаки. Горбун затаил дыхание. Только Гонзаго собрался было ответить, как на крыльце появился Пероль и воскликнул:

— Ура! Вот наконец и наши молодцы!

За ним шли Плюмаж и Галунье с выражением той невозмутимой гордости на лицах, что так идет людям, сознающим свою полезность.

— Друг мой, — обратился Гонзаго к горбуну, — мы с вами еще не закончили. Далеко не уходите.

— К услугам вашей светлости, — ответил Эзоп II и направился к своей будке.

Он лихорадочно размышлял. Едва дверь конуры за ним закрылась, как он тут же рухнул на матрас.

— Свадьба! — бормотал он. — Да это скандал! Но речь не может идти о каком-нибудь дурацком представлении, этот человек ничего не делает просто так. Что же кроется за этим спектаклем? Никак не соображу, в чем тут дело, а время идет.

Он крепко обхватил голову руками.

— Хочет он этого или нет, — продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, — а я, клянусь Господом, буду на ужине!

— Как дела? Что новенького? — с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.

Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.

— Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, — сообщил Пероль.

Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире «Венеция», были свежи словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.

— Ну, рассказывайте скорее, — велел принц. Плюмаж и Галунье переглянулись.

— Давай ты, мой благородный друг, — сказал нормандец.

— У меня не получится, голубчик, — отвечал гасконец, — лучше ты.

— Дьявол вас раздери! — вскричал Гонзаго. — Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!

Тогда оба громко затараторили разом:

— Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…

— Тише! — вскричал оглушенный принц. — Говорите по очереди.

После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:

— Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.

Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.

Прежде чем они начнут состязаться в красноречии подобно вергилиевым обитателям Аркадии 131мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир «Венеция», они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж и Галунье понятия об этом не имели.

— Только короче, — велел Гонзаго.

— Ясно и четко, — добавил Навайль.

— В двух словах дело обстоит следующим образом, — начал брат Галунье. — Объяснить истину всегда недолго, а те, кто любит разводить турусы на колесах, просто сбивают людей с пути истинного, я так считаю. Таково мое мнение, и я имею причины думать так. Эх, жизненный опыт… Но не станем отвлекаться. Итак, утром я ушел отсюда с приказом вашей светлости. Мы с моим благородным другом сказали себе: «Два шанса лучше, чем один, поэтому пусть каждый пойдет по избранному им следу». У рынка Вифлеемских младенцев мы разделились. Что делал мой благородный друг, мне неизвестно, а я отправился в Пале-Рояль, который работники уже приводили) в порядок после праздника. Там только и было разговоров/ что об одном. Примерно на полпути между индейским вигвамом и домиком садовника и привратника мэтра Лебреана была обнаружена лужа крови. Чудно: я сразу смекнул, что здесь нанесли удар шпагой. Я пошел взглянуть на эту лужу, мне показалось это разумным, а потом двинулся по следу — о, это было не так-то просто! — тянувшемуся от вигвама через переднюю покоев регента на улицу Сент-Оноре. Слуги меня спросили: «Приятель, ты что тут потерял?» — «Портрет своей любовницы», — ответил я. Они засмеялись, как остолопы, а они остолопы и есть. Ежели бы я заказывал портреты всех своих любовниц, то провалиться мне на этом месте, если бы мне не пришлось платить ого-го сколько за дом, где бы они все поместились!