Поль Феваль - Горбун, Или Маленький Парижанин

— Совершенно верно, сударь! Именно катимся! — воскликнул де ла Юноде, лихорадочно пожимая руку де Барбаншуа. — Баронесса точно такого же мнения.

На фоне восклицаний, смеха, шуток раздался голос Ориоля:

— Знаете новость? Потрясающая новость!

— Выкладывай свою потрясающую новость!

— Держу пари, вам ни за что не угадать! Даже не пытайтесь.

— Господин Лоу принял католичество?

— Герцогиня Беррийская пьет только воду?

— Герцог Мэнский попросил у регента приглашения на бал?

Были высказаны еще десятки столь же невероятных предположений.

— Не угадали, дорогие мои, все пальцем в небо, — объявил Ориоль. — И никогда не угадаете. Принцесса Гонзаго, неутешная вдова герцога де Невера, Артемизия, облаченная в вечный траур…

Услышав имя принцессы Гонзаго, старички навострили уши. А Ориоль, сделав многозначительную паузу, закончил:

— Так вот, Артемизия наконец допила чашу с пеплом Мавсола. Принцесса Гонзаго здесь, на балу.

Раздались возгласы недоверия. В такое действительно невозможно было поверить.

— Я собственными глазами видел ее, — заверил толстяк-откупщик. — Она сидела рядом с принцессой Палатинской. Но я видел еще кое-что стократ невероятней.

— Что? Что? — раздалось со всех сторон.

Ориоль раздулся от важности. К нему было приковано всеобщее внимание.

— Я видел, — заговорил он, — причем мне это ничуть не померещилось, я был в ясной памяти и твердом рассудке, так вот, я видел, как двери регента не открылись перед принцессой Гонзаго.

Настала гробовая тишина. Новость была крайне важная для всех. Все стоявшие вокруг ландскнехтского стола надеялись сделать состояние с помощью Гонзаго.

— И что в этом странного? — бросил Пероль. — Государственные дела…

— В это время его королевское величество не занимается государственными делами.

— И тем не менее если какой-нибудь посол…

— У его королевского величества не было никакого посла.

— Ну, может, новое увлечение…

— Его королевское величество был не с дамой. Ориоль решительно и определенно отвергал любое предположение. Общее любопытство достигло предела.

— Так с кем же был его королевское величество?

— То-то и вопрос! — воскликнул откупщик. — Господин Гонзаго, будучи раздосадован, тоже осведомился об этом.

— И что ему ответили лакеи? — поинтересовался Навайль.

— Тайна, господа, тайна! Регент, получив некое послание из Испании, пребывал в грустном настроении. А сегодня его высочество регент приказал провести к нему через малый вход, что с Фонтанного двора, посетителя, которого не видел ни один лакей, кроме Блондо, а тот мельком заметил во втором кабинете горбуна, одетого с головы до ног в черное.

— Горбуна? — зашумели вокруг. — А не слишком ли много горбунов?

— Его королевское высочество заперся вместе с ним. К регенту не смогли войти ни Лафар, ни Бриссак, ни даже герцогиня де Филари 105.

Все опять замолчали. Сквозь вход в шатер видны были освещенные окна кабинета его королевского величества. Ориоль случайно глянул в ту сторону.

— Смотрите! Смотрите! — закричал он, указывая рукой на окна. — Они все еще вместе!

Все взоры обратились к окнам регента. На белых гардинах был отчетливо виден силуэт Филиппа Орлеанского. Герцог расхаживал у окна. Его сопровождала нечеткая тень; видимо, собеседник регента находился сбоку от источника света. Через несколько секунд обе тени исчезли, а когда снова появились, то оказалось, что они поменялись местами. Силуэт регента стал расплывчатым, зато тень его таинственного собеседника отчетливо рисовалась на занавеси, и было в ней нечто уродливое: огромный горб на маленьком теле и длинные, яростно жестикулирующие руки.

Силуэты Филиппа Орлеанского и горбуна пропали с занавеси. Правитель сел, горбун встал перед ним в почтительной, но непреклонной позе.

В кабинете регента было четыре окна, два из них выходили в Фонтанный двор. В кабинет вели три входа: один из них — через большую приемную — был официальным, а два других как бы потайными. Но то была тайна курам на смех. Когда в Опере кончалось представление, актрисы, хотя для прохода им был дозволен только Двор улыбок, проходили, предшествуемые лакеями с фонарями, к двери герцога Орлеанского и принимались изо всех сил колотить в нее; Косе, Бриссак, Гонзаго, Лафар и побочный сын Гуфье маркиз де Бонниве, которого герцогиня Беррийская взяла к себе на службу, «дабы иметь оружие, коим отрезают уши»; во вторую дверь стучались и среди бела дня.

Одна из этих дверей открывалась во Двор улыбок, вторая — в Фонтанный двор, очертания которого уже были частично намечены домом финансиста Море де Фонбон и павильоном Рео. При первой двери привратницей была славная старуха, бывшая певица Оперы; вторую охранял Лебреан, бывший конюх Месье. То были весьма неплохие места. Лебреан, кроме того, был еще одним из смотрителей парка, и за поляной Дианы у него там имелась сторожка.

Именно голос Лебреана мы и слышали из темного коридора, когда горбун вошел с Фонтанного двора.

У дверей кабинета горбуна встретил единственный лакей, который и проводил его к регенту.

— Это вы писали мне из Испании? — осведомился Филипп Орлеанский, окинув взглядом посетителя.

— Нет, монсеньор, — почтительно ответствовал горбун.

— А из Брюсселя?

— И из Брюсселя не я.

— А из Парижа?

— Тоже нет.

Регент вновь взглянул на горбуна.

— Я удивился бы, если бы вы оказались Лагардером, — заметил он.

Горбун с улыбкой поклонился.

— Сударь, — мягко и внушительно промолвил регент, — я вовсе не имел в виду то, о чем вы подумали. Я никогда не видел этого Лагардера.

— Монсеньор, — все так же улыбаясь, ответил горбун, — его называли красавчиком Лагардером, когда он служил в легкой кавалерии вашего августейшего дяди. А я никогда не был ни красавчиком, ни конным гвардейцем.

Герцогу Орлеанскому не захотелось продолжать разговор на подобном уровне.

— Как вас зовут? — поинтересовался он.

— У себя дома — мэтр Луи, монсеньор. Вне дома люди вроде меня имеют не имя, а кличку, которую им дают.

— И где вы живете? — осведомился регент.

— Очень далеко.

— Это надо понимать, как отказ сообщить мне, где вы проживаете?

— Да, монсеньор.

Филипп Орлеанский поднял на горбуна суровый взгляд и негромко произнес:

— У меня есть полиция, сударь, и она считается толковой, так что я легко могу узнать…

— Поскольку ваше королевское высочество заговорили о возможности обратиться к ее услугам, — мгновенно прервал регента горбун, — я прекращаю упорствовать. Я живу во дворце принца Гонзаго.

— Во дворце Гонзаго? — удивился регент. Горбун поклонился и сухо заметил: