Юрий Иванов-Милюхин - Разбойничий тракт

– Это моя жена, она француженка.

– О как, отхватил мамзельку! По-расейски, значит, она не того?

– Понимаю, дедука, – откликнулась Софи. – Мало пока.

– Надо учиться. Чай не на прогулку вышла, а к мужу на жительство едешь.

– Я стараюсь.

– Вот-вот… – заворчал было старик и осекся, прищурился подслеповатыми глазами. – А ну глянь вдоль деревни, кажись, сверкнуло что.

Дарган и сам услышал далекий топот копыт, он приближался, заставляя подобраться и почувствовать напряжение, столь привычное перед боем. Встрепенулась и спутница, подсунула поближе боезапас, положила рядом с собой второй пистолет. Казак знал, что она стреляла по людям только в крайних случаях, когда выхода никакого не просматривалось, и все-таки не удержался от довольной улыбки. Не потому, что за войну стал кровожадным, а по той причине, что Софьюшка представляла надежный тыл. Старик поплевал на заскорузлые ладони, приладил ружье к плечу. Тем временем передний всадник, летевший как по воздуху, вздыбил коня, заставив остальных смешаться в кучу. Из нее вырвались двое, концами ножен принялись молотить по ставням на окнах, но опустевшие дома лишь гулко постанывали.

– Нету никого, – донесся грубый голос одного из бандитов. – Мертвая деревня.

– А ты толком-то еще не проверял ее. Они тут прячутся!… – рявкнул на него главарь. – Тимошка, а ну-ка лупани по избам, чтобы мужики порты потеряли, а бабы брюхатые враз опростались.

Грянул выстрел, подхваченный гулким эхом, и снова тишина наделено обложила деревню. Дарган приладил ружье на остатки подоконника, нащупал глазом прицел. В лунном свете фигура главаря была видна так четко, будто кто-то выставил ее в витрину парижского магазина, остальные разбойники тоже вырисовывались ясными силуэтами. Самое время было открывать по ним стрельбу, чтобы в суматохе успеть продырявить побольше врагов. Поведя стволом сверху вниз, Дарган поймал на мушку лохматую голову мужика, нажал на курок и увидел, как кувыркнулся с седла всадник, как заплясала вокруг него лошадь.

Тут же возле его уха раздался выстрел, огненный ветер опалил одну сторону лица – это старик привел в действие свою кремневку. Он поставил ее на попа и, довольно крякнув, принялся заталкивать в дуло новый заряд крупной картечи, Софи тоже шустро набивала ружье свинцовой начинкой, она привыкла к подобным сценам.

Но осматриваться было некогда. Дарган вскинул пистолет на локоть согнутой руки, глаз долго не мог поймать метавшиеся вдоль дороги тени, пока не остановился на груди рослого разбойника. Казак нажал на крючок, и в следующее мгновение лошади понесли всадников прямо на развалины, видимо, бандиты сообразили, откуда по ним стреляют. Казак схватился было за шашку, но Софи подсунула ему ружье, в руке у нее сверкнул пистолет. Три выстрела прозвучали почти одновременно, проделав в рядах нападавших приличную брешь. Оставшиеся в живых разбойники завернули морды коней едва не перед самыми головешками, сохранившимися от дубовых когда-то стен дома, среди остатков которого засели обороняющиеся. С дикими воплями покружившись возле пепелища, они бросились к месту падения главаря, но тот не подавал признаков жизни. Не оглядываясь, бандиты помчались по улице, ведущей за околицу деревни.

Сизый дым от сгоревшего пороха хмельными завитками поднимался кверху, его запах медленно растворялся в сыроватом воздухе. Скоро лишь неостывшие ружейные и пистолетные стволы могли напомнить о только что закончившемся бое, кругом, как и полчаса назад, стояла глухая тишина.

– Жрать захотелось, – подал вдруг голос старик. – Поднесли бы сейчас быка, так и его без остатка бы умял.

Дарган засунул пистолет за пояс, подобрал ружье.

– Дрова есть? – поднимаясь с земли, спросил он.

– А как же, березовые чурки, за лето успели высохнуть.

– Тогда иди растапливать печку, а припасами мы снабдим.

– Надо бы татей осмотреть, а вдруг кто живой, – старик потянулся ладонью к носу. – Оружие там подсобрать, еще какое добро, что при них.

– Заодно и проверишь, у нас оружия в достатке своего.

Опять перед глазами путников замелькали полосатые верстовые столбы и почтовые станции. Казалось, конца долгому пути не будет, Софи на самом деле начала осознавать, что земля велика и бесконечна. Может быть, она круглая, как читала она в книгах, а может, плоская, как уверял всех сошедший с ума учитель географии, просивший подаяние у входа в Нотр Дам. Он утверждал, что если бы земля была круглая, то вода с нее сливалась бы в небо на другой стороне. Ведь на пушечном ядре или деревянном шарике она не задерживается. Но то, что полям, лесам, рекам и озерам в этой стране счета нет, было видно безо всяких специальных приспособлений.

За похожим на деревню бревенчатым Воронежем началась казачья вольница. Дарган приосанился, надраил газыри по бокам черкески, передвинул кинжал на середину тонкого кожаного пояса, сбил папаху на затылок. Чувствовалось, что ему дороги эти желтые степи. На большаках все чаще стали попадаться разъезды из казаков с пиками, с ружьями за плечами, при шашках. При встречах с ними Дарган щерился белозубым ртом, всем видом показывая, что перед ним братья по крови. Степные воины отвечали ему тем же, не обыскивая, не цепляясь по пустякам, а лишь интересуясь последними днями наполеоновской армии. Казаков на Дон, на Кубань и на Терек в те месяцы возвращалось немалое количество, но ехали они не как путники, зигзагами, а прямыми почтовыми трактами, притоптанными копытами коней и прикатанными колесами таратаек.

На одном из привалов посреди степи, возле костра, женщина выскользнула из объятий Даргана, повернула к нему лицо.

– Чего ты хочешь, Софьюшка? – полусонно спросил он.

– Здесь казачья вольница? – сверкнула она светлыми глазами. – Разбойников больше нет?

Дарган откинулся на спину и рассмеялся впервые за много верст пути. Затем он напустил на лицо серьезности, притянул к себе жену.

– В наших краях, милая, такие разбойники, что те, от которых мы отбивались, покажутся тебе мальчишками с парижских улиц, – отведя волосы с ее лица, успевшего загореть, сказал он. – Как тебе получше объяснить… Они не знают пощады.

– Что это? – не поняла спутница.

– Если мы попадемся к ним, то живыми вряд ли останемся.

– Они убивают?

– Могут и на куски разделать.

Софи долго смотрела на огонь. Языки пламени поднимались вверх и, распадаясь на отдельные искры, растворялись в темноте ночи. Лица сидящих у костра людей играли тенями, на всех до единого лежала печать мужественности и внутренней воли. Она чувствовала исходящую от них силу, словно попала в индейское кочевье с вигвамами вокруг, только индейцы были не краснокожими, а представляли из себя загорелых на солнце бледнолицых. На родине во Франции было много книг с картинками про американских аборигенов и про их нравы. Французы жалели независимых людей, по праздникам собирали для них посылки. Здесь тоже ощущение было таким, будто надень на голову каждому из случайных попутчиков убор из перьев, и отпадет необходимость скакать на другой конец земли.