Юрий Бердников - Любовь как таинство трактуя… Lamour declaine comme le mystere…

Мои стихи рождаются, как лето:
из запахов цветов, растущих вдоль тропы,
из облаков клубящихся, из цвета
твоих волос – как поздние снопы.

Мои стихи рождаются из ливней.
Как в зарослях внезапно водоём.
Они похожи на промокший пыльник,
которым укрывались мы вдвоём.

Я их сбиваю с листьев чистотела.
Прохожим раздаю… Дарю домам…
Мне с ними ничего не сделать,
доверившись твоим губам.

Mon poème naît comme naît l’été —
du parfum de la fleur poussée au bord des sentes,
de ce ciel pommelé, de la couleur de tes
cheveux pareils à la gerbe en attente.

Il naît, mon poème, de la pluie goutte à goutte.
Comme l’étang surgi des ajoncs, au milieu.
Il ressemble à l’imper trempé comme une soupe
dont nous nous étions fait une tente pour deux.

Je le recueille sur les brins de chélidoine.
Distribue aux passants. En fais don aux maisons.
Qu’en ferais-je encore, ne vois rien plus idoine
depuis qu’en tes lèvres je crois à déraison…

Поэтом быть – всмотреться в синеву:
Вселенная – предстартовой площадкой!
И если ты осилишь тетиву —
пускай стрелу без страха и оглядки.

Поэтом быть – найти к сердцам пароль,
забыть, что есть ещё другой ваятель,
быть роялистом большим, чем король,
и к истине быть ближе, чем Создатель.

Être poète c’est s’immerger dans l’azur.
Qu’est l’univers? une rampe de lancement.
Bande ton arc (assez d’avoir le muscle pour)
et tire ta flèche, sans crainte, calmement.

Être poète c’est trouver le mot de passe
pour l’âme, et négliger le tout premier Sculpteur.
Faire, plus que le roi au grand jamais n’en fasse,
et approcher le vrai, plus que le Créateur.

Богатства чувств не выразить пером.
Бессильна кисть – мгновение прекрасно.
И стоит ли желать напрасно
понять умом
полдневный зной, вечернюю прохладу,
лягушек хор в затиненном пруду,
пьянящий запах трав, ночных теней громады
и веток стон в разбуженном саду?

Les sentiments sont allergiques à la plume.
A célébrer l’instant pinceau est impuissant.
Mais à quoi bon, ceci étant,
vouloir la lune —
chercher à mettre en mots la chaleur d’un midi,
la fraîcheur vespérale ou le chant des rainettes?
L’ivre senteur des foins ou l’ombre de la nuit?
Les branches dans le vent, quand le jardin s’inquiète?

Эта пытка стара:
не сутки —
счёт минутам вести на года!
Это сводок шершавые сгустки,
словно крылья стихии:
беда!

Странен поиск путей к совершенству.
Кто с тобою в безумный полёт?
Кто Икаром,
изгоем,
лишенцем
рухнет с неба —
как в вечность – на лёд?

Le supplice n’est pas neuf,
pas en jours —
ici les ans s’archivent en minutes!
Les communiqués tombent à leur tour,
comme des ailes noires augurant
la chute.

Ainsi va la quête de perfection.
Qui te suivrait dans ton vol démentiel?
Quel Icare,
quel paria,
quel croupion
tombera – dans l’éternité? non,
sur la glace – des hauts du ciel?

Рассвета не поняв и не приняв,
заблудший путник, ты далёк от цели.
Ты опоздал – уже ушёл состав,
и все дороги замели метели.

Voyageur égaré qui n’avais pas compris,
pas accepté le jour, te voici loin du compte.
Tu as manqué le train, il est parti,
et le blizzard qui efface tes routes.

День прощанья ничем не отмечен.
В маете, у билетных касс
полдень меркнул, и падал вечер,
натыкаясь на тысячи глаз.

И гудки оползали по трапам,
растекаясь по пирсу. И порт
принимал, как обычный рапорт,
замиранья сердец и аорт.

А когда вновь сомкнулись дали,
ночь глядела уже в лицо,
и, казалось, здания стали
осыпаться под звёздным резцом.

La journée des adieux n’avait rien de marquant.
Bousculade ordinaire au guichet de la gare —
les heures s’écoulaient, et le soir, débarquant,
prenait le choc des milliers de regards.

Appels de sirène, descendus des échelles
sur le quai lentement se répandre. Et le port
comme on écoute un quelconque rapport.

Et lorsque les lointains enfin se rejoignirent,
la nuit fut ici-bas, à vous dévisager;
ne demeura qu’un mur en train de se détruire
sous les coups scintillants du burin constellé.

Дождя задумчивый вояж
в разливах повестей и драм,
где каждый важен персонаж:
казармы, церковь и почтамт,

где площадь – перечень границ,
судьбы изменчивых страниц,
разлук, сомнений и интриг —
мой неоконченный дневник.

Périple songeur de la pluie
dans le ruisseau des belles-lettres
où chaque point vient sur son i —
caserne, église et boîte à lettres;

où la grand-rue
vous est l’indicateur
des barrières, du sort trompeur.
Des ruptures, doutes, serments —
mon journal resté en suspens.

Когда бы только жгло —
навылет, напролёт!
Какою клеткой мир не будет тесен?
Когда б в полёт!
Когда бы небосвод
не сжался до прудов на Пресне!

Когда б на арках, шпилях, проводах
обрывки туч, скульптурный ряд минуя,
в отёках крыш, в одышке шпал и плах
не висли бы, достоинством рискуя!

Когда б не стук колёс! Когда б не ночь!
Когда бы стихли вдруг остатков дня рыданья,
когда ничем уже нельзя помочь
всем страждущим твоих благодеяний.

Когда б не ждать весны!
Не жаждать губ…
Вконец извериться, простить и таять,
лицом упав на катафалки тумб
в снегах Алтая!

S’il n’y avait que la brûlure.
Qui perfore, de part en part!
De ces cages qui font le monde,
laquelle ne nous serait cellule?
Si l’on avait droit au départ!
Si le ciel n’abdiquait sur les proches étangs!

Sur les arcs, les flèches, sur les fils électriques,
ignorant les ordonnances sculptées,
si les nuages en lambeaux
ne venaient s’échouer
sur l’њdème des toits,
sur l’asthme des traverses, des billots,
au risque d’y laisser leur image idyllique!

S’il n’y avait le heurt des roues!
S’il n’y avait la nuit!
Si le sanglot du jour restant faisait silence,
quand tu ne peux plus rien pour secourir
ceux qui, passionnément, espèrent assistance.

Et le printemps, s’il ne fallait l’attendre!
Rêver de lèvres…
Perdues les illusions, tout pardonner et fondre
au cœur des neiges altaïques,
face écrasée sur le catafalque d’un roc.