Юрий Бердников - Полуденное солнце. Серия «Рандеву». Книга пятая

Причудлива причин и следствий связь.
Пусть полон мир вселенского покоя,
но на закате дня
рисуют вязь
листва и солнце на твоих обоях.

Мы разные во всём —
как небо и земля…
Однако нас одно сжигает пламя,
когда сливаются в объятиях тела
и губы вновь встречаются с губами.

Бокал случайно разобью,
едва, пронзая полумглу,
скользнёт луч солнца по стеклу
и осветит сквозь вырез грудь,
соблазну расчищая путь —

ведь так пленителен дебют
любовных девичьих причуд.

Грохочут электрички, поезда…
идут грузовики без интервала,
мальчишек носится несметная орда —
как далека здесь жизнь от идеала!

Но к вечеру спадёт жара,
и дачники, вернувшись с променада,
замкнутся во дворах до самого утра,
отдав на откуп тишине посады.

И мы в тот миг, со всеми наравне,
утонем среди звёзд, как капитаны,
открывшие на маленьком челне
другим ещё неведомые страны.

Поверив безмятежной тишине,
ты не заметишь приближенья шквала,
едва окажемся наедине
среди соблазнов летних сеновала…

И, задыхаясь в жаркой наготе,
противиться не станешь искушенью,
когда гроза в кромешной темноте
повергнет все окрестности в смятенье.

Твой лик и впрямь луноподобен,
красив разрез монгольских глаз —
всё то, что удалось природе,
не требует других прикрас!

И только ветра дуновенье
в идиллий трепетный мотив
привносит толику сомнений,
немного приземляя миф.

Библейское грехопаденье
забыто было… И рассказ
о Евы бурных похожденьях
в аудитории угас.

Но первый же нескромный взгляд
тебя уносит в запределье —
недаром всё пошло в разлад,
едва возникли параллели.

Насквозь пронзает всякий раз
тебя мой взгляд, и возбужденье,
как ток, невидимый для глаз,
несёт моё прикосновенье.

Но если ты войдёшь в экстаз
любовной схватки, то сраженье
закончится тогда для нас,
когда падём в изнеможенье…

Навскидку точно не скажу,
кого любил… и вновь люблю,
и душу зря растереблю,
когда пересеку межу:

а вдруг понять не захотят
и откровений не простят,
припишут то, чем не грешу,
отвергнут всё, чем дорожу —

так для чего мне интервью?

Пусть репортёрский атрибут
лишь оттеняет ярче суть
твоих задорных дерзких смут,
пусть ливни хлещут до утра,
когда стихия так щедра,
пусть гнутся до земли деревья,
и пусть за столиком одна
уже давно скучает Ева —
ты мне пока ещё верна,
мной избранная королева!

Но схлынет с улицы вода,
рассвет проникнет через щели,
и завсегдатаев орда
оставит стены цитадели.

Затем наступит тишина —
придёт пора и нам прощаться,
хоть каждый знает: здесь вина
и даже хуже – святотатство,
прощаться с женщиной тогда,
когда нельзя с ней расставаться…

Когда разрушен прежний кров,
а жизнь, прожитая беспечно,
идёт к концу —
мотив не нов,
рисующий нам бесконечность…

И пусть закон всегда суров —
вердикт мы признаём без слов.
Так отчего же вновь и вновь
бунтует жарко в жилах кровь?

Жизнь коротка,
искусство – вечно,
но и природы вечен зов!

Рассвет нечаянно застиг
сраженье скифа и девчонки,
развязки пылкой близкий миг,
смятение и жар просёлков,

попытку рощ и трав степных
вобрать стихию страсти ёмко,
внезапный стон…
И тени штрих —
как ты прекрасна, амазонка!

Иль нет, любимый – твой должник,
ты – кредитор его суровый,
но как, отбросив груз улик,
от нежности не задохнуться снова?

Не правда ль, жизнь была б скучна,
когда б тебя не заносило
фантазией на небеса,
едва ты губы прикусила?

В часы свидания, как ангел,
являлась посреди толпы,
где мирно тусовались панки,
когда над нами город плыл!

В те дни, строптивая беглянка,
был несравним ни с чем твой пыл,
и, поднимая выше планку,
ты задыхалась от мольбы…

Но даже сбросив наспех блузку,
ты оставалась для меня
загадкой, как язык этрусков
и исповедь в начале дня.

Случайный выпадет марьяж —
легли король и дама в масть…
И ты идёшь на абордаж,
пытаясь надо мной взять власть!

И зря! Хоть ты настороже,
что толку в пылком кураже?
Пусть ночь твоя до первой стражи,
о большем – и не думай даже.

Лишь всплеск волны и тишина…
луна над дюнами на страже —
и ты насмешливо нежна
в игре ночной с влюблённым пажем.

Под утро падаешь ничком —
нет сил одеждою прикрыться,
и знает только бурелом,
что миг сегодня вечность длится…

Как будто подражая Еве,
по саду бродишь нагишом
в надежде плод найти на древе,
когда летит всё кувырком!

Как часто девушки, взрослея,
решают заново бином,
подобно любопытной деве,
в раю оставившей свой дом.

Похоже, прав был твой двойник
в своих суждениях резонных:
с утра идут все на пикник —
от старца до прелестной донны…

И строгость чопорных мужчин
не досаждает юным дамам,
дерзнувшим поддержать почин
по совращению Адама.

Пусть облик твой столь многолик,
что стоит вопреки прибою
переписать на чистовик
всё, пережитое тобою…

И есть ли смысл порыв гасить,
сраженьям подводя итоги,
когда желанию любить
подвластны даже недотроги?