Альфред де Бре - Дочь императора

– Не делай этого, Флориан. Это расстроит тебя, встревожит их. Зачем подвергать себя мольбам, которые истерзают твое и их сердце… Уйдем сейчас же.

– Позволь по крайней мере написать моей матери.

– Напиши несколько строк.

Флориан сжал свой лоб, как бы желая сдержать мысли, волновавшие его мозг, и стал писать. Он уже кончил письмо, когда баронесса Гейерсберг, обманутая безмолвием, царствовавшим в комнате, и, полагая, что она пуста, вошла в залу.

Первый взгляд ее пал на Флориана, расстроенное выражение лица которого бросилось сейчас же ей в глаза. Потом глаза ее с беспокойством обратились на Ульриха, как бы спрашивая этого незнакомого посетителя о причине горести ее сына.

Вскоре она заметила письмо, которое только что кончил рыцарь. Она столь быстрым движением схватила письмо, что Флориан не успел помешать ей. Прочитав его в несколько секунд, она пала на колени перед сыном.

– Флориан, – сказала она, – мой возлюбленный сын, моя единственная опора в этом мире, не покидай меня! Я не вынесу этого. Я так много страдала в жизни! Дай мне насладиться хоть немногими минутами счастья. Ради моей нежности, ради моей любви к тебе, не слушай этого человека: он хочет твоей погибели, твоей смерти! Добрый человек не стал бы уговаривать покинуть мать и невесту.

– Матушка, вы клевещете на Ульриха! – вскричал Флориан.

– Пускай она говорит, мой друг, – сказал Ульрих, в голосе которого слышалось лишь снисходительное сострадание. – Бедная женщина слишком много страдала, чтобы не иметь права проклинать того, кто похищает ее дитя.

– Извините меня, – возразила баронесса Гейерсберг, – я не права, но я так несчастна! Что будет со мной без Флориана? Будущность его была так прекрасна!.. Мы составляли такие прекрасные планы!.. О, не отнимайте от меня мое дитя! Много есть других, которые будут помогать вам в вашем деле… во имя вашей матери, ваших сестер, вашей жены, умоляю вас, не отнимайте от меня моего сына, мою единственную надежду, мою опору, мое утешение… Вы тронуты… О, не отворачивайтесь! Не скрывайте слез, которые я вижу на ваших глазах! Благословляю Господа, который тронул вашу душу… Вы оставите мне моего сына?..

– Увы! – сказал Ульрих. – Если бы я только повиновался голосу моего сердца, то уже давно успокоил бы ваше отчаяние; но есть голос, могущественнее вашего, голос человечества – голос Божий.

– Прощайте, матушка, прощайте, Маргарита, – произнес Флориан, обнимая обеих женщин вместе. – Простите и помолитесь за меня.

– Нет, нет, ты не оставишь меня! – вскричала баронесса Гейерсберг решительно. – Нет, человек этот не вырвет тебя из моих объятий. Пускай он удалится отсюда сию минуту! Я приказываю это! Ульрих Гуттен, вы изгнанник, голова ваша оценена. Одного слова достаточно, чтобы предать вас смерти. Слово это будет произнесено мной, да, мной! Скорее я выдам вас вашим врагам, чем позволю увлечь на погибель моего сына.

– Матушка! матушка! – вскричал Флориан. – Вы хотите выдать нашего гостя!

– Так пусть же он уходит! – прошептала баронесса.

– Пойдем, Флориан, – сказал Ульрих с прежним спокойствием, – не бойся за меня. Господь не допустит, чтобы я погиб раньше, чем исполню свое предназначение. Мать же твоя, даже для спасения своего сына, не захочет, да и не сможет сделать донос. Благородная кровь Гейерсбергов возмутится в ее жилах и помешает ей предать изгнанника, для которого одно имя Гейерсбергов казалось надежной порукой его безопасности. Она слишком любит своего сына, чтобы захотеть спасти ему жизнь ценой чести.

– Бесчестие падет на меня одну! – вскричала баронесса, в душе которой происходила сильная борьба между материнской любовью и семейными преданиями фамильной чести.

– Пойдем, Флориан, – повторил Ульрих, положив руку на плечо рыцаря.

Когда они подходили к двери, баронесса Гейерсберг, увлеченная отчаянием, кликнула прислугу.

В ту же минуту вошел паж, чтобы принять приказания своей госпожи.

– Матушка, я вам клянусь, что не переживу позора! – вскричал Флориан.

Прошло несколько минут тяжелого молчания.

Баронесса Гейерсберг открыла рот, чтобы, без сомнения, позвать людей задержать Ульриха, но гордые и честные уста ее отказались произнести слова, нашептываемые ей гневом и горестью.

– Не могу, – прошептала она, – не могу! Измученная борьбой противоположных чувств, осаждавших ее голову, бедная женщина не могла вынести несчастного своего положения.

В глазах у нее потемнело… Она зашаталась и упала в объятья Маргариты и Флориана, которые подбежали, чтобы ее поддержать.

– Она умерла! Я убил мою мать! – вскричал с отчаянием Флориан.

– Нет, мой друг… нет, – отвечал Ульрих, – это обморок… Воспользуемся этой минутой, чтобы удалиться и тем избавить ее от новых волнений… Будь мужчиной, Флориан. Из всех терний, которые могут тебе встретиться на твоем мученическом пути, эти – самые мучительные! Скажи твоей невесте, что ты возвращаешь ей слово, обними мать – и отправимся, если не хочешь быть причиной ее смерти. Флориан повиновался.

В нескольких милях от Гейльброна, недалеко от дороги в Масбах, в 1509 г. простиралось обширное, окруженное лесами болото, которое известно было всем под именем болота Большого Волка.

Проезжая около этих пустынных и вредных болот, лежавших недалеко от самого пути, всякий прибавлял шаг и спешил выбраться на большую дорогу, чтоб вздохнуть свободнее.

Даже люди военные, весьма неустрашимые в борьбе с неприятелем, нередко делали большой объезд, для того, чтобы ночью не проезжать мимо болота Большого Волка.

А те, которых необходимость заставила ехать этой дорогой, или кому нужно было посоветоваться с колдуньей, рассказывали потом ужасные вещи о фантастических привидениях, о таинственных голосах и разных зловещих встречах.

Только огромная известность Сары и непоколебимая вера в ее предсказания и лекарство могли заставить кого-нибудь ехать к ней в эти болота, среди которых она основала свое местопребывание шестьдесят лет тому назад.

Итак Сара Гоффман, Черная Колдунья, пользовалась, по свидетельству всех современников, большим могуществом.

Таинственные обстоятельства, окружавшие ее жизнь, еще более увеличивали это обаяние.

Как могла она жить одна, посреди этого уединения? Чем она питалась и как могла выносить вредные испарения болота?

Соседние старухи говорили, что помнят ее; некоторые утверждали даже, что она дочь крестьянина из окрестностей Масбаха.

Рассказывали, что однажды она пасла стадо овец и коз около поля, засеянного рожью, принадлежавшего соседнему замку. Владетель этого замка, проезжая мимо, прельстился красотой девушки; но так как Сара не согласилась на его предложения, то он стал уверять, что стадо ее сделало потраву в его владениях, и велел своим сторожам захватить девушку с ее стадом.