Александр Красницкий - В дали веков

С удивлением смотрели на приильменцев наезжавшие по торговым делам в Нов-город кривичи и люди из веси и мери.

Они также попали было под власть варягов, но, стряхнув с себя чужеземное иго, не ссорились между собой и жили тихо и спокойно.

– Из-за чего у вас на Ильмене такие пошли раздоры? – спрашивали они у новгородских мужей.

– Побыли с варягами, – отвечали те, не скрывая даже своего горя, – посмотрели на них, да от них такому озорству и научились. Что теперь и делать, не знаем.

– Страшные дела на Ильмене творятся. Что и говорить, последние времена для народа славянского пришли. Стыдно молвить: при варягах куда лучше и спокойнее жилось.

– Да, если так пойдет, – слышалось другое мнение, – снова придут к нам варяги или другие какие чужеземцы, верьте слову, голыми руками нас перехватают.

– А теперь, после того как прогнали мы их, не дадут уже никому пощады. Пропадет земля славянская.

Так говорили в Нове-городе, где ясно видели печальные последствия раздоров, но не так думали в родах.

Действительно, наглядевшись на пришельцев, родичи вдруг набрались храбрости.

Никого, кроме своих, на беспредельных пространствах земли славянской не было, не с кем было схватиться – силами померяться, и вот, за недостатком чужих, роды боролись и бились друг с другом.

Наконец мало показалось им страны приильменской.

Стали все чаще и чаще повторяться разбойничьи нападения на соседних кривичей, весь, мерю, да чудь голубоглазую.

Те, как могли, отражали эти нападения. Кровь лилась рекой.

Но так не могло долго продолжаться.

После долгих советов между собой отправились в Нов-город послы и старейшины от кривичей, веси, мери.

К ним присоединились и дреговичи, тоже не мало терпевшие от нападений приильменских разбойников.

Не суда, не управы отправились искать они по прежнему примеру; знали все, что и Нов-город бессилен был в этой борьбе с ужасным злом. Но одно уже имя славного центра всего северного союза славян было по-прежнему для них обаятельно. Если не ратной силы, так разумного совета ждали они от новгородцев.

Издавна это повелось. И теперь, в последний раз, решились так поступить обиженные соседние племена.

– Что скажут в Нове-городе, тому и быть; силой помочь не могут, пусть совет мудрый дадут, – толковали послы. – А нет, так и без них управу найдем. Хоть к ханам козарским обратимся, а себя в обиду не дадим.

Узнав, за каким делом пришли в Нов-город послы кривичей, веси и мери, явились туда и старейшины приильменских родов.

Их, строго говоря, нельзя было без оглядки винить за все происходившее на берегах великого славянского озера.

Почти все они были почтенные старики, ясно видевшие, к каким печальным последствиям должны были привести постоянные раздоры родичей. Но что они могли поделать с буйной, вышедшей из повиновения молодежью?

Нов-город, несмотря на свое бессилие, в их глазах пользовался прежним обаянием, да кроме того, в нем жил еще тот, кто пользовался уважением всех без исключения приильменских и соседних с ними славян – старец Гостомысл.

И только новгородцы недовольны были своим посадником и давно уже зрело среди них недовольство. Им все казалось, что умный посадник слишком уж много забрал себе воли, когда еще не был так дряхл, соединил власть в одних своих руках, а этого новгородцы вынести не могли. Не в их нравах было лишиться каких бы то ни было своих прав и преимуществ. Мужи новгородские отлично сознавали все значение Нова-города в северном славянском союзе, знали, что Нов-город всегда был средоточием, центром торговым всех окрестных племен, знали, наконец, что далеко-далеко за морями все представление о славянстве складывалось только по Новгороду.

А тут вдруг один человек, поставленный ими на самую высокую ступень веча, замышлял, как им казалось, захватить всю власть, присвоить себе всю славу, которая составляла их гордость.

– Нет! Не бывать этому! Пусть лучше один Гостомысл погибнет, чем вся вольность новгородская! – кричали на вечах.

Пока были варяги, за Гостомысла держались крепко, но как только прогнали пришельцев, его ссадили с посадничества яко бы «за ветхостью».

Но он не потерял прежнего уважения и прежней любви. Славяне привыкли его считать мудрее всех на Ильмене и, отстраненный от власти, Гостомысл правил всеми делами по-прежнему.

Как бы то ни было, он явился единственным человеком, от кого собравшиеся на решительное вече представители племен могли ждать мудрого совета.

Вечевой колокол в Нове-городе громко и мерно, а вместе с тем тоскливо звонил, созывая всех новгородцев на площадь в Детинце.

Звон его гулко разносился ветром во все концы новгородские, будя заспавшихся, отрывая от дел заработавшихся.

Уже в то время своей планировкой Новгород резко отличался от других городов и селений славянских. В нем были довольно правильные улицы, и сам он в административном отношении разделен был на пять «концов».

Уже по одному этому названию частей древнего города можно судить, что если были «концы», то был и центр – средина, куда они сходились. В этой средине находился сам город, по нынешним понятиям, крепость, защищающая и господствующая над всей остальной местностью. В случае нападения в город собиралось все население концов – женщины, дети, старики, спасалось имущество. Там затворившиеся жители-мужи или «отсиживались» от дерзкого врага, или под предводительством своих тысяцких, сотников и десятников выходили на бой.

Управлялся Новгород и вся принадлежащая к нему область посадником, выбиравшимся на вечевом собрании обыкновенно из наиболее почетных и уважаемых граждан.

Пусть не думают, что новгородский посадник был нечто вроде бургомистра вольных городов Запада. Если это и не был неограниченный повелитель – власть свою новгородский посадник разделял с вечем, – то, во всяком случае, в тех делах, где не требовалось вмешательства веча, он мог распоряжаться безотчетно. Словом, тогдашний новгородский посадник, первый муж в Новгороде, бы кем-то наподобие президента современной республики, только с гораздо большими правами и полномочиями.

После посадника самыми важными людьми в городе были управлявшие «концами» «старосты городового конца», из которых каждый имел своих помощников – подстарост, или «уличных старост», наблюдавших за порядком.

К каждому из новгородских концов была приписана еще пятина, пятая часть новгородской области, разделенной по числу концов на пять пятин. Пятина управлялась своими старостами, но эти последние были подчинены старостам городовых концов, которые и управляли ими, отчитываясь за свои действия только посаднику да вече.