Елизавета Дворецкая - Червонная Русь

Ляхи домчались до брода и там сгрудились, не решаясь посылать коней на заваленную деревьями тропу. Ростислав резко свистнул – и десяток стрел из-за засеки разом ударил по врагу. Тут же лучники присели, и поверх их голов выстрелил второй ряд – поставить сразу двадцать стрелков не позволяла ширина засеки.

Зато ни одна стрела не пропала зря. В плотной массе сбившихся в кучу всадников каждое острие нашло себе цель – или человека, или коня. Закричали раненые, кто-то повалился с седла, где-то опять захрапели, заржали от боли, забились едва успевшие успокоиться лошади.

Уцелевшие вскинули щиты, кто-то выстрелил в ответ, но стрелы ляхов запутались в ветвях, застряли в бревнах засеки, вонзились в верхние края щитов. Повезло только одному стрелку – железное острие звучно ударило в шлем Незванца, и оглушенный кметь повалился наземь. Но стена щитов сомкнулась, не дожидаясь приказа, промежуток исчез, Незванца отроки оттащили.

Кто-то из ляхов повелительно крикнул, отряд отступил, прикрываясь щитами от летящих следом стрел. Ростислав приказал больше не стрелять: стрелы следовало беречь. Ляхи сбились в кучу и совещались. Штурмовать обрыв, неожиданно превратившийся в крепость, им не улыбалось, потому что такая битва неминуемо должна была стоить многих жертв. Ростислав знал, что сам он сделал бы на их месте, и очень боялся, что ляхи до этого тоже додумаются. Держа наготове копье, он внимательно следил за отрядом на том берегу. Он уже обговорил такую возможность со своими десятниками – едва лишь от ляшского отряда отделится какая-то часть и поедет не назад, а вдоль реки, десяток Сечи кинется к оврагу, по дну которого тек в Вислоку ручей. Это было слабое место в его крепости – по оврагу тоже можно подняться на берег. Там никаких засек приготовить не успели, но в узком овраге десяток копьями и стрелами сможет довольно успешно оборонять подъем. Хотя бы какое-то время.

А время работало на перемышльцев. С каждом мгновением Свен увозит королевича Владислава все дальше. С каждым мгновением беженцы и их стадо все больше отдаляются от места схватки. Часа за три они дойдут до Добрынева или хотя бы встретят дружину тамошнего воеводы, которую Осталец пошлет сюда. И тогда засеку можно бросать и во весь опор мчаться восвояси.

Но ляхи то ли не вспомнили об овраге, то ли не догадались, как можно его использовать. Решение они приняли другое: коней отогнали подальше (видимо, боялись, что волки завоют опять), а сами вернулись пешком и, прикрываясь щитами, начали осторожно переходить реку в брод.

Перемышльцы ответили стрелами, но стрелять одновременно могли только десять человек, и большинство стрел вязло в подставленных щитах. Кое-кто из ляхов и теперь падал: видно, не только Рысенок имел дурную привычку прижимать к себе щит.

Но через какое-то время у лучников устали руки. Это только в песнях о древних героях можно расстреливать одну вязанку стрел за другой, а в жизни не так-то легко раз за разом поднимать на вытянутых руках половину собственного веса.

Рой стрел сначала поредел, потом прекратился совсем. Наиболее удачливые и проворные из ляхов уже ступили на этот берег, и теперь стрелять по ним прицельно мешали торчащие вверх ветки засеки. Луки были убраны, но свою службу они сослужили: два десятка врагов лежало и сидело на том берегу, зажимая раны, в мелкой воде брода виднелось еще несколько тел. Перемышльцы взялись за копья и сулицы.

– Сулицами по щитам! – рявкнул Ростислав, и десяток небольших копий ударили по движущимся разноцветным пятнам.

Кто-то из ляхов выронил щит, кто-то упал, задетый острием, кто-то отступил. В открывшихся тут же полетели новые сулицы, и внизу опять послышались крики боли и ярости.

Ляхи отступили на свой берег и снова стали совещаться. Они были так близко, что их злобные, возбужденные голоса были хорошо слышны. Изъяснялись они в основном на том особом языке мужчин, которым не принято пользоваться при женщинах, причем обходились всего тремя-четырьмя словами. Ростислав их хорошо понимал – во всех отношениях.

Потом от толпы отделился один из ляхов, с длинными ухоженными усами, в щегольской цветной рубахе, подол которой был виден из-под стегача. Собственно говоря, умный человек не ходит в бой в хорошей одежде, разве что собирается неминуемо погибнуть. Но ляхи были такими щеголями, что даже в бою не упускали случая покрасоваться перед противником. Щеголь шел без щита и без оружия, выставив руки вперед.

– Эй, кто у вас старший? – закричал он.

– Это я, – отозвался Ростислав.

– Кто ты такой?

– Какая пану разница?

– Королевич Владислав у вас?

– У нас, но не здесь. Сейчас он уже на полпути к Перемышлю. Вы его не догоните на ваших пугливых и заморенных клячах. Так что уходите, нам больше не нужны ваши пояса и сапоги.

– Король Болеслав отомстит вам за своего сына! Только последние придурки будут ссориться с польским королем! Он разорит ваши земли, возьмет Перемышль и самого Володаря посадит на цепь!

– Едва ваши войска покажутся под Перемышлем, едва они ступят на Вислок, как королевич Владислав будет повешен, клянусь! – крикнул в ответ Ростислав. – У короля Болеслава много сыновей, да? Если их слишком много и пан Владек ему не нужен, пусть приходит! А если все-таки нужен, то пусть готовит те серебряные кубки, которые взял как выкуп за князя Володаря! Скоро они ему понадобятся, чтобы выкупить своего наследника.

– Ростислав! – заорал лях. Видно, он все же узнал своего собеседника по голосу. – Половецкая собака! Язычник проклятый, чтоб тебя дьявол растерзал на куски и разметал по полю! Это ты!

– А ты чего хотел, сволочь ляшская? – закричал Ростислав, выходя из себя. – Вы идете на мою землю, разоряете мой город, уводите моих людей – и думаете, что я вам все так спущу! Хрен вам трехсаженный! Думали, здесь никого нет и ваш Владек успеет нагадить и сбежать героем к папаше в Краков, а там хвалиться на пирах добычей! Выкуси, дятел тростниковый! Ступай к королю и скажи: его сын в Перемышле, и мы ждем выкуп в тысячу гривен серебром, да еще чтобы возместил все убытки за город! А вздумаете собрать войско – Владека повесят над стенами Перемышля! И тогда осаждайте на здоровье!

Лях с чувством плюнул в воду, сделал жест, обозначающий, что он собирается сделать с собеседником, и пошел к своим. Ростислав выхватил у Прокшича сулицу, прицелился в ненавистную спину, потом опомнился и взял прицел пониже.

Сулица мелькнула над рекой, лях заорал и упал – лицом вниз. Сулица победно торчала, вонзившись в подол стегача пониже спины. От таких ран не умирают, но тем хуже – теперь гордого воина всю жизнь будут дразнить Дырявой Задницей или как-нибудь вроде этого.

До Вислока добрались без приключений, догнав толпу со стадом как раз возле Вислоч-Ростиславля.