Паулина Гейдж - Искушение фараона

Гори почти миновал новое крыло здания, когда из тени, отбрасываемой стеной, вдруг вышла какая-то фигура и встала у него пути. Царевич не останавливался, уверенный, что это кто-то из слуг и он немедленно уступит ему дорогу, но вот этот человек повернулся – и Гори увидел перед собой Табубу, до самой шеи завернутую в белое покрывало, словно труп в саван. Похоже, она только что поднялась с постели, а волосы просто убрала под капюшон своей легчайшей, словно паутинка, летней накидки. Охваченный гневом, Гори, стараясь не встречаться с ней глазами, хотел было обойти ее стороной, но внезапно из-под белого покрывала показалась рука и крепко схватила Гори. В порыве ярости он грубо отмахнулся, но потом вдруг это резкое движение замерло на полпути, и он взглянул в глаза женщины.

– Что тебе надо? – рявкнул он.

– Мне кажется, тебе не следует ездить в Коптос, – ответила Табуба.

Он презрительно усмехнулся.

– Неудивительно, что ты так думаешь, ты ведь понимаешь, что я привезу домой неопровержимые доказательства твоего обмана и вероломства, и тогда тебе несдобровать, – ровным голосом произнес он.

Как бы то ни было, – промурлыкала она в ответ, – но меня прежде всего волнует твоя судьба, Гори. В Коптосе отвратительный климат. Люди там страдают от болезней. Их настигает смерть.

Теперь он смотрел ей прямо в глаза.

– О чем ты?

– Помнишь, какая судьба постигла Пенбу, писца твоего отца? – прошептала она едва слышно. – Смотри, как бы та же плачевная участь не выпала и на твою долю.

Он пристально смотрел на Табубу.

– А что тебе известно о его смерти? – произнес он с жаром.

Она по-прежнему смотрела на него своими черными, бездонными глазами, и внезапно Гори похолодел – его поразила ужасная догадка. Он вновь услышал взволнованный, но такой уверенный голос Шеритры: «В доме Сисенета занимаются черным колдовством…» И он все понял. Теперь он знал точно.

– Это твоих рук дело, – едва смог произнести он, внезапно охваченный паническим страхом, от которого колени у него подкосились. Она же лишь удивленно вскинула брови:

– Какое дело, царевич?

– Это ты прокляла Пенбу! Ты прекрасно знала, что его невозможно ни подкупить, ни запугать и что он непременно в точности исполнит задание, полученное от отца, и сообщит ему нечто ужасное, и тогда ты решила лишить его жизни с помощью черной магии! – Во рту у Гори пересохло, он судорожно облизал горячие губы. – Чем ты воспользовалась, Табуба? Какую из его вещей ты украла?

Ее глаза светились теперь страшным, нечеловеческим весельем.

– Его пенал, – ответила она. – Вполне подходящая вещица, ты не находишь? Как-то раз Пенбу сопровождал царевича во время его визита в наш дом, и Сисенет воспользовался случаем.

Гори хотелось повернуться и бежать без оглядки. Даже почва под ногами вдруг показалась ему враждебной, дышащей угрозой.

– Знаешь, со мной этот фокус не пройдет, – произнес он, стараясь вложить в свои слова как можно больше уверенности. – Мой отец – величайший чародей во всем Египте. Его заклинания не знают себе равных по силе, а я часто помогал ему и владею многими способами защитить себя. Предупрежден – значит защищен, Табуба. Я тебя не боюсь.

– Ну еще бы! – промурлыкала она. – Мне это даже и в голову не приходило. И если ты возвратишься из Коптоса в добром здравии, придется мне заставить отца убить тебя. – Она приникла к нему так близко, что ее губы оказались совсем рядом с его лицом. – Гордец, ты полагаешь, что это невозможно? Подумай хорошенько. Хаэмуас сделает все, о чем я попрошу. Желаю приятного путешествия. – Она поклонилась, подхватила свое легкое одеяние и ушла.

Гори стоял как громом пораженный; солнце уже сильно припекало голову, становилось жарко. «Да никогда! – думал он, словно охваченный каким-то оцепенением. – Отец не способен на такую жестокость. Он не решится прогневить богов!» – «Но он уже лишил тебя наследства, – словно донесся до его слуха другой, спокойный и рассудительный голос – По-моему, ты излишне самоуверен». Гори резко обернулся. Табуба уже ушла.

Ему казалось, что у него не хватит сил сделать шаг, и все же ноги, тяжелые и непослушные, словно налитые свинцом, несли его вперед, к причалу, туда, где, едва заметно покачиваясь на густых, будто в них вылили масло, волнах, ждала лодка. Антеф приветствовал его поклоном, взмахом руки, и Гори едва ответил на его приветствие. Он спустился по сходням, взошел на борт, и капитан отдал приказ отправляться. Сходни со скрежетом втащили на лодку, и Гори, обессиленный, упал на подушки, разбросанные на палубе.

– Как ты бледен, царевич! – заметил Антеф. – Ты что, уже с утра принялся за вино?

Гори покачал головой. Внутри у него все сжалось, и он начал говорить. Он говорил целый час, и Антеф ни разу не перебил его. Он только ошеломленно молчал.

Дорога до Коптоса обернулась для Гори настоящим кошмаром. День за днем он часами просиживал под навесом на палубе, согнувшись в три погибели, думая только о том, когда же достигнет цели. Страх холодными пальцами сжимал ему горло. Его не оставляло чувство одиночества и собственной ненужности. Не покидала твердая уверенность в том, что, возможно, спасение и сама судьба всей их семьи зависят теперь от него одного. Отец сейчас совсем не тот, каким был – спокойным, трезвым и рассудительным правителем. Он выпустил из рук бразды правления, и надвигающийся хаос способен всех их ввергнуть в пучину гибели. Матушка заледенела в плену собственного несчастья. Шеритра, узнав всю правду о Табубе, думает прежде всего о своих интересах, стараясь отгородить Хармина от возможных нападок и обвинений. Но все еще можно поправить, изменить, если и не обратить события вспять, то вернуть на истинный, правильный путь, и совершить эти благие перемены выпало на долю ему, Гори. Правды не знает больше ни один человек. И ни один человек не способен действовать. Груз тяжелой, ужасающей ответственности, который он сам взвалил на свои плечи, теперь казался ему почти неподъемным.

Гори не замечал залитых солнечным сиянием, красивейших видов, проплывавших за бортом, тогда как Антеф подолгу стоял на палубе, во все глаза рассматривая веяльщиков зерна, работавших на берегу в густых клубах пыли, или высокие стопки глиняных кирпичей, охраняемые мальчишками, которые с любопытством глазели на лодку, или ярко-зеленые пятна усадеб знатных горожан, в которых день и ночь на шадуфах трудились рабы, чтобы эти оазисы всегда оставались зелеными и цветущими. По мере их продвижения к югу небо над головой становилось более ярким, более синим, а вода в Ниле заметно поднималась. Далеко вверх по течению, у истоков реки, началось половодье. Вскоре река потечет быстрее, она станет катить свои отяжелевшие воды вперед и вперед, разливаясь на берега, поглощая и заливая поля, окружая храмы, превращая их в островки, смывая ил, грязь, обломанные засохшие ветви и погибших животных, чтобы отнести все это назад, в египетскую землю.