Синтия Хэррод-Иглз - Чернильный орешек

– Возьми себя в руки, – прошипел он. – На нас ведь люди смотрят. Анна, Боже мой, что ты здесь делаешь? Что тебя заставило пойти на такой риск? А если бы что-то с тобой случилось, если бы…

– Я приехала с Саймоном, он меня охраняет, – торопливо заговорила Анна. – Я должна была увидеть тебя… Рейнольд, ну почему ты не приехал ко мне или хотя бы не прислал записочки? За все это долгое время…

– Тише! – снова прошипел он и встряхнул ее, а потом, грубо держа Анну за локоть, торопливо отвел ее немного в сторону, где их не могла слышать прислуга при повозках.

– Ты делаешь мне больно, – пожаловалась она, когда он остановился и повернулся к ней лицом.

Рейнольд отпустил ее руку, напоследок еще раз немного встряхнув, и проговорил:

– Очень глупо с твоей стороны заявиться сюда! Ты должна немедленно вернуться домой. Как же ты могла рассчитывать, что я вырвусь из осажденного города повидаться с тобой? Уж не думала ли ты, что я могу запросто пройти мимо часовых и сказать: «Прошу прощения, но госпожа Анна Морлэнд желает меня видеть»?

– Ах, я так беспокоилась, – воскликнула Анна. – Ах, Рейнольд, я так тебя люблю.

– Сейчас на это совершенно нет времени. Ты должна вернуться…

– Рейнольд, я должна тебе сообщить, – от отчаяния набравшись храбрости, перебила его Анна. – Я беременна.

В последовавшем за этим молчании Анна, наблюдая за его окаменевшим лицом, видела, как умирают ее надежды. Она не знала точно, чего, собственно говоря, она от него ожидала, но, уж конечно, не этого. Страх сделал его жестоким, и Рейнольд спросил:

– В самом деле? Ну, и зачем ты мне это говоришь?

Анна от изумления разинула рот, и ее рука робко потянулась к нему.

– Что… что ты хочешь этим сказать? Рейнольд, ты разве не понял: во мне твое дитя.

Ее побелевшее лицо укоризненно взирало на него в сгущавшемся мраке. Рейнольд нетерпеливо стряхнул ее руку.

– Тебе надо возвращаться домой.

– Ты должен поехать со мной, – прошептала она, – и сказать моему отцу, что мы скоро поженимся.

– Не будь дурочкой, – грубо ответил он. – Не могу же я сейчас уйти с этой пустоши.

– А я не уйду без тебя, – упрямо заявила она. – Я тоже не могу. Они уже теперь знают, что меня нет дома. И если я вернусь одна, я буду опозорена навсегда. Если ты не поедешь со мной, то тогда я должна остаться с тобой.

– Ты здесь не можешь остаться.

– Нас может обвенчать армейский капеллан, – настаивала Анна. – Я знаю, что у вас тут есть капеллан.

– А кто сказал, что я женюсь на тебе? – спросил Рейнольд.

Анна изумленно посмотрела на него и, наконец, все поняла. Стыд, гнев и горькая боль захлестнули ее, и она почувствовала себя обнаженной, словно он содрал с нее одежду прямо здесь, на виду у двух армий. Теперь до ее сознания дошло все: и собственное безрассудство, и его жестокость, и ее нынешнее положение, и мрачная будущность… и ребенок у нее в чреве. В этот миг Анна почувствовала себя такой безнадежно одинокой, как будто весь окружающий мир погиб и от него, не осталось ничего, только она, бредущая по опустевшей земле.

– Я не могу вернуться домой, – проговорила наконец Анна, и голос ее был пустым, словно покинутый холодный дом. – Я никогда не смогу туда вернуться. Я погублена.

И едва она вымолвила это, как у нее за спиной послышался какой-то шум: беспорядочное смешение криков и мушкетных выстрелов. И, словно подавая некий сигнал, небеса разверзлись и с ударом грома, подобным орудийному выстрелу, разразилась гроза и на землю обрушились потоки воды. И тут же Саймон и этот солдат почти хором закричали:

– Неприятель! Неприятель идет!

– Атака, сэр! «Круглоголовые» атакуют! Пораженная неожиданно начавшимся ливнем, ослепленная вспышкой молнии, Анна почувствовала, что ее круто развернули, схватив за руку. Рейнольд, поставив ее за собой, ошеломленно смотрел сквозь пелену дождя, мимо двух мужчин и лошадей, нервно тянувших свои поводья, на леденящее душу зрелище: вся пехота «круглоголовых» спускалась по пологому склону в сторону дороги и траншеи этакой трусцой, копья они держали наперевес, дула мушкетов мерцали вспышками сквозь мглу и дождь, словно блуждающие болотные огоньки. Их захватили врасплох. Неприятельские командиры, должно быть, увидели, что они спешились, валяются на земле, заняты ужином, и приказали атаковать. А он бросил своих солдат, своего коня из-за какой-то женщины и этого конюха! В бессильной ярости Рейнольд заскрежетал зубами.

– Черт подери! – бешено заорал он. – Ты должна убираться отсюда! Эй ты, паренек, Бога ради, давай сюда этих лошадей! Беги, Анна, подбирай свои юбки и беги! Вон туда…

Рейнольд резко толкнул ее в сторону провиантских повозок. Анна, спотыкаясь и тяжело дыша, пыталась смахнуть с глаз капли дождя и убрать с лица насквозь промокшие волосы. Саймон с трудом удерживал двух лошадей, которые рвались из стороны в сторону, стремясь умчаться подальше от пронзительных воплей атакующих. Животные были слишком перепуганы, чтобы повиноваться командам. Саймон был напуган не меньше их, он беспомощно тащил лошадей за поводья, снова и снова бросая взгляд в направлении шеренги пехоты, бегущей прямо на них. Вот-вот они уже окажутся у траншеи.

– Ну пошли же, – кричал он, дергая за поводья, а лошади упрямо тянули обратно, закатывая глаза и вскидывая морды вверх.

– Я не оставлю тебя! – закричала Анна, наконец-то сообразив, что происходит.

– Ты должна… ну, Бога ради, ведь «круглоголовые» наступают! – кричал на нее Рейнольд, а дождь так и хлестал по его лицу. – Нас атакуют!

Каким-то образом вырвавшись из его рук, Анна побежала, причем побежала бессмысленно, словно охваченный паникой кролик, обратно, в сторону лошадей… и в сторону неприятеля. Рейнольд ринулся следом за ней, как раз в тот момент, когда поводья, ставшие скользкими от дождя, выскользнули из рук Саймона. Конюх стремительно бросился и, схватив один повод, сумел удержать его, но другая лошадь, прыгнув в сторону, понеслась во весь опор куда-то в дождливый мрак, и стремена хлопали ее по бокам. Противник между тем уже перепрыгивал траншею у них за спиной, и когда Анна добралась до Саймона, послышался резкий треск мушкетного огня, и конюх ощутил сильный удар по спине. Парень подумал было, что кто-то ударил его кулаком, но когда он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, в чем дело, то почувствовал, что падает, и с тошнотворным приступом ужаса осознал, что ударил его вовсе не кулак, а мушкетная пуля. Вялая рука выпустила поводья, ноги подкосились. Но поскольку пуля попала в позвоночник, Саймон ничего не чувствовал.

Рейнольд вовремя поймал лошадь, прежде чем она успела умчаться. «Доставьте мисс Анну в безопасное место, сэр», – хотел крикнуть Саймон, но голос его уже пропал. Ни ощущений, ни голоса, ни слуха, а теперь вот, в этой сгустившейся темноте не стало еще и зрения. «Заберите мисс Анну отсюда, – думал он, – заберите мисс Анну отсю…»