Синтия Хэррод-Иглз - Чернильный орешек

– Госпожа, мы не знаем ничего о капитане Гамильтоне, но мы видели, что лейтенант Морлэнд погиб, – наконец ответил один из них.

Удар оказался слабее, чем она могла бы ожидать. Эти слова, похоже, не так уж много для нее значили.

– Расскажите, как это произошло, – попросила она.

– Конь пал под ним, и пока он пытался подняться на ноги, его убил шотландец, – невыразительно произнес тот же солдат. Они повидали так много смертей, что их чувства притупились. – Немногие из нас выбрались оттуда. Все кончено, госпожа. Мы бы хотели только попить воды, а потом надо двигаться дальше.

– Но этот человек не может двигаться, – сказала Мэри-Эстер. – Оставьте его мне, мы тут о нем позаботимся.

Солдаты обменялись взглядами и дружно ответили:

– Благослови вас Господь, госпожа.

– И вас обоих храни Господь, – отозвалась она. Мало-помалу приходили вести… вести о поражении. Все бежали, были ранены или погибли… тысячи погибли. Уже после одиннадцати часов вечера в дом принесли Фрэнсиса, принесли двое пастухов с дальних полей, прямо с того места, где убитые кучами громоздились при лунном свете. Они принесли и конюха Саймона тоже, но вот господина Кита найти не смогли. Не было никаких следов и госпожи Анны – ни мертвой, ни живой. Рассказывали, однако, что лейтенант Саймондс поехал искать ее и не вернулся, так что оставалась надежда, что он, возможно, где-нибудь укрыл ее в безопасности.

Пастухи отнесли Фрэнсиса в часовню и положили там вместе с другим убитым. Ему было двадцать три года. Мэри-Эстер стояла, охваченная горем, и смотрела на него. Она не могла плакать, но, ощутив его смерть, поняла, что и Кит тоже погиб. Вошел Эдмунд и встал рядом с ней. Мэри-Эстер взглянула на мужа и увидела, что его лицо искажено болью еще сильнее, чем у нее, но ей хотелось лишь поскорее вырвать его из своего сердца, никакой жалости к нему у нее не было.

– Фрэнсис и Кит, возможно, Гамиль, возможно, и Анна тоже, – проговорила она.

Эдмунд посмотрел на нее, и его глаза приняли эти удары, и он не сделал ни единого движения, чтобы уклониться от них.

В сражении, подобном этому, войска находились в постоянном движении, и не прошло нескольких минут, как Гамиль понял, что очутился далеко от места гибели Кита. Он постарался запомнить это место, но в скором времени они тоже бежали, преследуемые шотландцами по пятам. Крупный и быстрый Светлячок без всякого труда обгонял неприятельских низкорослых кляч. Гамиль видел, как спасались бегством другие, и, подобно им, бросился к лесу, но не спрятался в чаще, а промчался сквозь нее. Он не испытывал ни малейшего желания быть захваченным, словно кролик горностаями. Он выбрался из леса с другой стороны и осторожно обогнул его в обратном направлении. Подобравшись как можно ближе, Гамиль спрятал своего коня в зарослях терновника и пополз обратно – разыскивать Кита.

Сражение волной откатилось от того места, где упал Кит, и теперь там лежали только убитые и раненые. Некоторые из последних взывали к нему о помощи, другие же съеживались и трепетали от страха, боясь, что он явился добить их и ограбить. Кладбищенские воры всегда держатся поближе к полю брани. Он полз, низко прижимаясь к земле, словно собака, сам дрожа от потрясения и отвращения. Га-миль не понимал, почему делает это, но знал лишь со странной, безумной уверенностью, что должен отыскать Кита и доставить его тело домой. Он дал ему умереть и теперь обязан искупить свой грех. В дрожащем лунном свете было трудно отличить одно место от другого, да и мертвых вокруг было так много, но, наконец, Гамиль увидел Оберона – этого огромного коня нельзя было спутать ни с каким другим, – и совсем рядом, около него, лежал Кит.

Тело его было холодным и сырым от земли и росы. Он оказался на редкость тяжелым для Гамиля, измученного битвой, но все же ему удалось взвалить тело кузена себе на плечо и отправиться в долгий и мучительный путь. Кит был крупнее Гамиля, ну а мертвые вообще тяжелее живых. Спустя некоторое время он впал в лихорадочное состояние и потерял счет времени. Когда он в конце концов добрался до кустов терновника, Светлячок все еще стоял там, понурив голову, уши его тоже поникли. Конь слишком устал, чтобы сопротивляться или выражать недовольство, когда Гамиль, сантиметр за сантиметром взваливал ему на спину тело. А потом, наконец, он отвязал поводья и повел Светлячка вперед.

Гамиль выбрал окольный путь, чтобы не видеть последствий сражения: Светлячок то и дело спотыкался, и Гамиль, полуобезумевший, спотыкался вместе с ним, а Кит висел поперек седла, и руки его раскачивались в такт с движениями коня. Они снова обогнули этот лес и спустились мимо Хэссея к Уину. Там они остановились и отыскали ручеек, не обагренный кровью. Человек и конь жадно и долго пили. От Уина они двинулись дальше более прямым путем и наконец, уже очень поздно, подошли к Шоузу. Подведя коня к самым воротам, Гамиль стоял, качаясь, и дожидался, пока его впустят. Он не звал и не стучал в ворота, ибо понимал, что его должны были увидеть. И в конце концов ворота распахнулись, и перед ним предстала высокая женщина. Гамиль затуманенными глазами посмотрел на нее и, не узнав, кто это, спросил:

– Она здесь?

Руфь, как только увидела в лунном свете всадника и коня, поняла, что висело поперек седла. Да, он вернулся домой единственным способом, каким мог вернуться. Она отступила назад и бесстрастным голосом сказала.

– Занеси его сюда.

Гамиль завел коня во двор и в отчаянии произнес.

– Это я дал ему умереть. Я мог бы спасти его, но я дал ему умереть. Я ненавидел его, потому что он отобрал ее у меня, и когда я увидел, как враг поднимает свою саблю, я мог бы застрелить его, но не сделал этого. Где же Хиро? Где она? Я должен рассказать ей.

Гнев придал Руфи, и без того высокой и сильной, еще больше сил. Схватив Гамиля за горло, она заставила его посмотреть ей в глаза.

– Молчи! Ты Принес его обратно – вот и довольно. И больше ни слова!

– Но я же должен рассказать ей, – возразил Гамиль.

– Зачем?! Чтобы ей стало лучше? Чтобы утешить ее? Что, по-твоему, с ней будет, если она это узнает? Ты просто хочешь за ее счет снять бремя со своей подлой душонки. Нет уж, храни свою вину при себе, пускай она гложет тебя! Но храни ее молча, пускай она сгрызет без остатка твою жизнь!

Руфь отпустила его как раз в тот миг, когда открылась дверь и вышла Хиро вместе с Эллен и другими слугами. Хиро, хромая, пошла к ним, быстрее, чем, как считала Руфь, она могла передвигаться. В темноте дверного проема появилась еще одна фигура, маленькая фигурка в белой ночной рубашке Руфь попыталась было загородить от Хиро скорбную ношу Светлячка, но это было бесполезно. Ничто не могло отвратить этого удара. Хиро замерла на месте, глаза ее стали огромными, но она не проронила ни звука. Руфь подала знак Перри и другому слуге, и они, выступив вперед, подняли тело с коня и понесли его в дом.