Джефри Триз - За Хартию

Но Оуэн выплыл. Только на мгновение - когда вода сомкнулась над ним - он испытал страх и потерял стремена, но уже в следующую секунду пришел в себя. И лошадь, чувствуя, что колени всадника крепко держат ее, круп, что его рука правит и ведет ее, доверилась ему, рванулась вперед и вынесла на берег. Еще минута, и они уже вскарабкались на противоположный склон.

А вот и горная тропинка!

Ни один наездник в здравом уме и рассудке не рискнул бы взбираться по этой дорожке, да еще ночью. Впрочем, Оуэн едва ли был в ту минуту в здравом рассудке. Но он знал горы, а горы знали его...

Если б только он смог обогнуть эти скалы, срезать путь и выбраться на дорогу раньше Гонта... Предателю пришлось бы свернуть на горные тропки. И вот тогда они прижали бы его к стене.

Своим певучим валлийским говорком Оуэн шептал ласковые слова в ухо гнедого, понукал его, помогал ему. И они прошли. Только раз чуть не сорвались - в том месте, где тропа почти упиралась в обросшую вереском отвесную стену. Один только неверный шаг... Но гнедой не сделал ни одного неверного шага.

Все выше, выше. Ночной ветер свистит в ушах, лошадь с трудом карабкается вверх. А далеко внизу две светлые ленты - река и дорога, и едва различимые точки на дороге - беглец и преследователи. Но Оуэн предпочитал не глядеть вниз. И он обрадовался, когда выступ скалы скрыл от него долину. Теперь тропа была уже не опасна, и он мог пришпорить коня.

Итак, Гонт оказался предателем. И из всех платных шпионов правительства-самым удачливым. Сколько, однако, нужно выдержки, изворотливости, чтобы стать не просто участником движения, а одним из его руководителей, причастным к самым сокровенным его тайнам!

Вот уже многие месяцы он мог в любую минуту выдать властям "Вольную ферму" и ее обитателей. Но выгоднее было как можно дольше оставаться среди мятежников и посылать властям еженедельные доносы, чтобы они знали каждое движение чартистов.

Оуэн оглядел свои пистолеты. Кажется, переправа не вывела их из строя. Продырявить человека - дело не из приятных. Но он пойдет и на это, чтобы спасти великое дело чартизма. Копыта стучали, мелькали придорожные скалы, а в мозгу Оуэна проносились одна за другой страшные картины: женщины и дети голодают по городам и деревням, мужчины погибают в шахтах под глыбами породы, рабочие падают возле жарких печей... Это и есть подлинное убийство.

Тропа побежала под гору. Снова он увидел сверкающую в лунном свете реку и дорогу, повторяющую изгибы берега. Одинокий всадник скакал по дороге - и за ним только шлейф пыли, а Беньовского и Тома не видно!

Оуэн быстро сравнил расстояние. Он опередил Гонта, но тот быстро нагонял его. И притом Оуэну предстояло еще обогнуть подошву горы. Значит, он выедет на дорогу минутой позже, чем предатель. Значит, предатель, миновав самый опасный участок, может мчаться дальше до Абергавенни, хоть до Лондона - путь для него будет открыт.

Оуэн стиснул зубы. Есть еще одна возможность, последняя: спуститься вниз по склону, без дороги. Страшно, очень страшно, но...

Вот как раз здесь высохший ручеек прорыл глубокий овраг до самой дороги. Дно заросло травой, и острых обломков скал не так уж много. Он резко повернул коня, и вместе они рухнули вниз.

Камни, песок, комья земли.

В первую же секунду гнедой стронул копытами глыбу сланца, она покатилась вниз, увлекая за собой в пыльной лавине коня и всадника. Конь ржал, съезжая на задних ногах, а Оуэн, не помня себя от страха, прильнул к его шее.

Вниз, вниз! Все ближе поблескивает дорога. Чуть выше она пересекла реку, и теперь они попадут прямо на нее; значит, не будет еще одного страшного купания!

Гонт увидел их, падающих вниз по отвесному склону, как горная лавина. Он сперва замер, а затем, пригнувшись к шее Соболя, погнал его что было силы. Но он опоздал.

Оуэн приземлился в маленькой лощинке, отгороженной от дороги грядой упавших камней. Он потрепал по шее коня, шепнул словечко ему на ухо, и конь поднялся - величественно, словно гордясь собой. Подняв пистолет, мальчик выехал на дорогу и загородил ее.

Моряк тоже был вооружен. Пламя вырвалось из дула его пистолета, но пуля прошла далеко. Оуэн, не дрогнув, стоял на месте. Он спокойно ждал, когда можно будет разрядить оружие в упор, наверняка.

А сзади уже топот копыт: погоня!

Гонт задохнулся от ужаса. Нет, он не смел лицом к лицу встретить мужчин, гнавшихся за ним по пятам.

Нет, нет, он не смел пойти прямо на этот поднятый пистолет. Оставалось только свернуть. С одной стороны - река. С другой - горный склон. Гонт повернул в горы, Перемахнув через гряду камней, он погнал коня по склону. Через минуту он оставил седло и стал карабкаться вверх, ведя Соболя в поводу.

Беньовский и Том подоспели вовремя, чтобы вместе с Оуэном дать залп по беглецу. Но всё мимо. Беньовский готов был последовать за Гонтом, но Оуэн скомандовал:

- Нет! Лучше перехватить его на дороге. Том останется здесь, а мы с вами поскачем вокруг горы. Ему некуда деться.

Хотя поляк и был разгорячен погоней, он все же понял, что лучше им проехать по мощеной дороге, чем гнать лошадей по такой круче. И расчет Оуэна оказался правильным. Они заняли перевал за две минуты до того, как показался Гонт на взмыленном Соболе.

Светало. Но в неверном свете еще не наступившего утра становилось все труднее следить за беглецом, который пытался скрыться среди скал и вереска.

Однако дорога на Абергавенни была для него закрыта. Он мог еще ускользнуть боковыми тропками и поэтому гнал коня что есть мочи.

Лошадь Оуэна уже немного отдышалась, а конь Беньовского и подавно. Они скакали вперед по дороге спокойные: каждый шаг приближал их к Гонту, деться ему было некуда.

Внезапно Оуэн вскрикнул в ужасе:

- Он повернул к Дэрену!

- Ну и что?

- Там обрыв. Настоящая пропасть - футов сто глубиной, не меньше.

- Остановись! - закричал Беньовский.

Они оба кричали ему изо всех сил, но голоса терялись среди скал, да и не мог Гонт понять смысла их слов. Он обернулся, погрозил им кулаком и еще раз дал шпоры своему коню.

Преследователи тоже пришпорили лошадей - может быть, они еще нагонят измученного Соболя. Но тот в последнем усилии рванулся вперед, будто только что из конюшни.

- Все пропало! - прошептал Оуэн. - Еще минута, и они полетят вниз.

- Ах, если бы только он услышал мой свист... И, не объясняя этой странной фразы, поляк вложил в рот два пальца и свистнул пронзительным, долгим посвистом.

Соболь услышал.

Он вдруг остановился на всем скаку - как раз перед зияющей пропастью у его ног. А предатель? Не предвидя, что конь замрет так внезапно, он не удержался в седле и через голову скакуна полетел, как большая гиря, вниз, на дно пропасти, где острия утесов уже поджидали его.