Карл Май - Нефтяной принц

— Всего?! И вы в одиночку хотите управиться с ними?

— Я не боюсь их. И я не один. Я разыщу воинов моего племени.

— Значит, вы знаете, где их найти?

— Они здесь недалеко.

— Пока вы будете их искать, пройдет время, и нихора ускользнут.

— Они никуда не уйдут, — вмешался в разговор Олд Шеттерхэнд. — Мы же здесь. Что скажет мой брат Виннету?

— Мы последуем за нихора, освободим навахо и отнимем чек у Нефтяного принца.

— Благодарю вас! — торжествующе закричал Роллинс. — Как вы сказали, так оно и будет. Когда выступаем?

— Как можно скорее, — ответил Олд Шеттерхэнд. — Сначала давайте еще раз осмотрим пещеру, а потом Виннету поведет нас в лес, где располагались на ночлег нихора со своими пленниками.

Пещера оказалась естественной вырытой — она образовалась в результате действия воды, сочившейся с гор и позже сливавшейся в озеро. Оттого-то и появились две узеньких полоски мелкой гальки, протянувшиеся от пещеры к Мрачной Воде. В пещере нашли сорок пустых бочек, две-три кирки и топор. Две бочки оказались расколоты: вероятно, их доски предназначались для костра.

Виннету и Олд Шеттерхэнд ушли изучить следы нихора, а остальные расположились в траве, ожидая их возвращения. Темой разговоров были переживания этого дня. Все согласились, что спасением они обязаны только Виннету и Олд Шеттерхэнду, и хвала им слетала с уст каждого. Особенно старался Хромой Фрэнк. Усевшись среди немецких переселенцев, он рассказывал им эпизоды из совместных скитаний с двумя знаменитыми вестменами. Кантор слушал с неослабным вниманием. Воспользовавшись небольшой паузой, он заметил:

— Это именно то, что мне нужно. Перенесенные на сцену их деяния окажут именно то действие, на которое я рассчитываю. Но есть здесь и трудности, преодолеть которые вы мне, вероятно, поможете, герр Франке.

— Это какие еще трудности? Я вообще-то трудности люблю. Все, что требует труда и напряжения, во всякое время было моим любимым занятием. Обращайтесь смело ко мне, герр кантор эмеритус. Я для вас стану и настоящим человеком, и настоящим героем. Ну, что там за трудности? Я очень легко с ними разделаюсь.

— Хм! Слышали вы когда-нибудь, чтобы Виннету и Олд Шеттерхэнд пели?

— Пели? Нет!

— Но ведь должны же они петь? Как вы считаете?

— Что за индигоцветный вопрос! И вы не стыдитесь так думать или аллювиально выражаться? Скажу вам, что эти двое могут делать абсолютно все.

— А как вы думаете, споет когда-нибудь Олд Шеттерхэнд, если я его об этом попрошу?

У Хромого Фрэнка на лице появилось выражение крайней задумчивости.

— А Виннету?

— Вот этот не запоет. Точно знаю! Он велик во всех делах, и я убежден, что поет он замечательно: мастер колоратуры! Но, откровенно говоря, я просто не могу себе представить его певцом. Вообразите-ка стоящим его в концертном зале с расставленными ногами и широко разинутым ртом, поющим скандинавскую арию: «Милый месяц, ты так тихо выплываешь из-за соседской груши!» Можете вы нарисовать себе такую картину?

— Но ведь индейцы вообще-то поют.

— Конечно, и я даже слышал их пение.

— Как оно звучало? Что они пели? Это было многоголосие или одноголосие? Мне очень важно услышать это от вас.

— Ну, опять вы с этими эпилептическими вопросами! Когда поет один человек, это, ясно, будет одноголосие. Или вы считаете, что один-единственный человек может исполнить восьмиголосие? Как это звучит? Ну, не так, как у великих Моцарта, Гальвани [65]и Корреджо [66]. Это нелегко описать. Представьте себе кузнечные меха, в которых спрятались белый медведь, индюк и три молоденьких поросенка. Если привести меха в действие, то что-нибудь, вероятно, услышите. Вот примерно так и звучит настоящая индейская гражданская оперетта. Понятно?

— Разумеется. Вы привели достаточно красноречивый пример.

— Ну, а что вы затеваете с Олд Шеттерхэндом и Виннету? — Я должен знать, какие у них голоса.

— Хорошие голоса, можно даже сказать: отличные. Думать об их голосах иначе — значит, оскорблять их!

— Я совсем о другом говорю. Я хотел бы знать, поют они тенором, баритоном или басом. Они будут главными героями моей оперы и мне обязательно нужно знать позицию их голоса.

— Ерунда какая-то! Позиция голоса! Голос всегда находится в глотке. Я еще не видел ни одного человека, который пел бы желудком или локтями. Такое надо бы знать, раз уж вы взялись за двенадцатиактную оперу. Да и не надо ничего предусматривать заранее. Вот услышите, как поют Шеттерхэнд и Виннету, и сами догадаетесь, тенора у них или басы.

Хромой Фрэнк еще долго бы разглагольствовал, но вернулись те, о ком они говорили, и знаменитый вестмен приказал готовиться к выступлению:

— Мы довольно далеко проехали по следам нихора. Кажется, они направляются к реке Челли, что вполне нам подходит.

Отряд снова тронулся в путь. Заделывать вход в пещеру не было никакой надобности, поэтому его оставили открытым.

Проехав ущелье, Виннету, возглавивший отряд, сразу свернул в лес, где ночевали нихора. Очень скоро обнаружили их следы. Они вели сначала вверх, а потом в глубокую долину, выходившую в широкую прерию. Опасаться внезапного нападения не приходилось, поэтому всадникам разрешили ехать, как они хотят, и громко переговариваться между собой.

Кантор пристроился к Фрэнку сбоку и спросил:

— Герр Франке, не окажете ли вы мне любезность?

— Почему же не оказать? А в чем дело?

— Я заметил, что вы в исключительных отношениях с Олд Шеттерхэндом…

— Да, мы с ним в прекрасных отношениях! На условиях полного равенства.

— Тогда попросите его спеть песню или хотя бы один куплет.

— Э-э, милый друг, нет… Этого я не хочу делать.

— Не хотите? Почему?

— Если бы я попросил его лечь в обнимку с гризли или схватить за рога бизона, он бы сделал это. Но петь? Нет, таких способностей я в нем не предполагаю. Да, кстати, вы все время говорите о музыке вашей оперы, а текст-то у вас есть?

— Нет пока.

— Так не теряйте времени. Поищите подходящего поэта.

— Я хотел бы сам сочинить текст.

— Сами? — удивленно спросил Фрэнк и взглянул на кантора сбоку. — Значит, вы уже изучили науку рифмосложения? И можете выпускать своих героев из-за кулис, чтобы они укладывали свои мысли в рифмованные строфы?

— Надеюсь. К тому же здесь вряд ли найдешь хотя бы одного поэта.

— Ба! Да здесь их тысячи! У вас просто-напросто обман зрения. А между тем даже среди нас есть один поэт…

— В самом деле? Кто же это?

— Не догадываетесь? Мне вас жаль. Приглядитесь повнимательней, и вы сразу увидите, кто хранит в голове крайне редкую стихотворческую формацию. Это доказывают его благородные духотворные и мелодически деликатные черты лица.