Лэрри Макмуртри - Одинокий голубь

Звуки, издаваемые дерущимися животными, были такими пугающими, что людям хотелось задать стрекача. Особенно Джасперу Фанту – вот только страшно было бежать одному. Временами он видел голову зверя, оскаленные зубы или мелькающие когти; он также видел, как бык старается заставить медведя отступить. И тот, и другой истекали кровью, и запах горячей крови был настолько силен, что Ньюта затошнило.

Вдруг все прекратилось. Все ожидали увидеть быка на земле, но ничего подобного. Не упал и медведь. Они расцепились и принялись ходить вокруг друг друга кругами. Все приготовились стрелять, если медведь бросится в их сторону, но он не бросился. Он рычал на быка, а бык отвечал ему слюнявым ревом. Бык было повернулся в стаду, потом снова мордой к медведю. Тот опять встал на задние лапы, все еще рыча. Один бок у него был окровавлен. Несмотря на то, что медведь находился в пятидесяти ярдах, людям казалось, что он возвышается над ними. Через минуту он опустился на все четыре лапы, рыкнул еще раз на быка и скрылся в кустах, росших вдоль берега.

– Капитан, как вы считаете, стоит нам его преследовать? – спросил Соупи Джонс, сжимая ружье.

– Преследовать на чем? – поинтересовался Август. – Ты что, совсем сбрендил, Соупи? Хочешь преследовать медведя-гризли пешком после всего, что ты видел? Да тебя этому медведю на один хороший укус не хватит.

Медведь перебрался через ручей и лениво побрел по открытой равнине.

Несмотря на предупреждение Августа, пятеро ков боев, включая Диша Боггетта, Соупи, Берта, ирландца и Нидла Нельсона, как только смогли поймать лошадей, поскакали за медведем, который все еще был виден в миле или около того. Они начали стрелять задолго до того, как приблизились на расстояние выстрела, тале что медведь прытко рванул в направлении гор. Через час ковбои вернулись, лошади в мыле, но без медведя в качестве трофея.

– Мы в него попали, но он оказался быстрее, чем мы думали, – пояснил Соупи. – Он там в холмах в лесу спрятался.

– Следующего добудем, – предсказал Берт.

– Черт, да если он забрался в лес, надо было вам пойти за ним и дать по башке рукояткой пистолета, – сказал Август. – Тут бы он сразу присмирел.

– Ну, лошади в лес заходить не захотели, – объяснил Соупи.

– И я тоже, – признался Аллен О'Брайен. – Войди мы в лес, вполне могли бы и не выйти.

Мулы промчались три мили, прежде чем их удалось остановить, но, поскольку местность оказалась довольно ровной, фургон не пострадал. Чего нельзя было сказать о Липпи, которого в одном месте тряхануло так здорово, что он чуть не раскусил свой язык пополам. Он кровоточил несколько часов, и маленькие струйки крови текли по отвислой губе Липпи. Табун тоже не без труда удалось собрать, равно как и стадо.

Когда техасский бык несколько успокоился и к нему можно было осторожно приблизиться, его раны оказались настолько серьезными, что Калл решил было пристрелить его. У быка остался всего один глаз, а шкура с шеи была содрана и висела на манер одеяла. В боку зияла глубокая рана, вся спина исполосована когтями. Один рог сломался у самого черепа, как будто кто-то поработал кувалдой. Но бык продолжал рыть землю копытом, если ковбои слишком приближались.

– Жаль его убивать, – заметил Август. – Он здорово дрался с этим гризли. Немногие на такое способны.

– Не может же он тащиться в Монтану, если половина его шкуры свисает со спины, – резонно заметил Калл. – Его достанут мухи, и он все равно погибнет.

По Кампо подошел футов на пятьдесят к быку и осмотрел его.

– Я мог бы его зашить, – предложил он. – Может, и выживет. Пусть кто-нибудь его поймает.

– Ага, зааркань его, Диш, – предложил Август. – Ты же у нас лучший работник.

Диш должен был это сделать, иначе пришлось бы сгорать со стыда до конца перегона. Его лошадь приближаться к быку не желала, так что он два раза промахнулся на нервной почве и боялся, что если поймает быка, тот его прикончит. Но в конце концов ему удалось накинуть лассо на шею быка и замедлить его движения, после чего на него накинули еще четыре лассо.

Но даже и в этом случае понадобились усилия всей команды, чтобы свалить быка, а По Кампо затратил два часа, пришивая на место огромный лоскут кожи. Когда возникла необходимость перевернуть быка на другой бок, пришлось опять призвать на помощь всех плюс пять лошадей, чтобы не дать ему встать. Когда же он наконец перекатился на другой бок, то едва не придавил Нидла Нельсона, который всегда ненавидел быка и раздражался по поводу всего этого врачевания. Когда бык едва не подмял его, Нидл обиженно удалился к фургону и отказался подходить к нему близко.

– Я ставил на медведя, – заявил он. – Такой бык рано или поздно кого-нибудь убьет, и это вполне могу быть я.

На следующий день бык еле шевелился, и Калл боялся, что все их усилия были напрасны. Он настолько отстал от стада, что они решили его бросить. Он за день отстал на несколько миль. Калл все время оглядывался, боясь увидеть в небе канычей, слетевшихся на падаль.

Но никаких канычей видно не было, а еще через неделю бык снова был в стаде. Никто не видел, когда он вернулся, но однажды утром он оказался там. Однорогий и одноглазый, с несколько неровно пришитой заплаткой на спине, причем шов в двух или трех местах разошелся, бык тем не менее проявлял прежний лихой нрав и ревел при приближении ковбоев. Он снова встал впереди стада. Его раны еще больше испортили ему характер. Ковбои старались держаться от него как можно дальше.

В итоге после этой битвы ночные смены стали пользоваться еще меньшей популярностью. Если есть один медведь-гризли, вполне может найтись и второй. Ков бои, недавно волновавшиеся по поводу индейцев, начали бояться медведей. Те, кто верхом преследовали медведя, не уставали рассказывать, как быстро он передвигается. Он ушел от них шутя, не прилагая особых усилий.

– У нас нет лошади, которую бы он не смог поймать, если захочет, – подытожил Диш Боггетт.

Это заявление так взволновало Джаспера Фанта, что он окончательно потерял аппетит и сон. Три ночи он не спал, а просто лежал, сжимая ружье, а когда ему пришлось все же идти в ночное, так переволновался, что его после еды вырвало. Он бы с радостью уволился, но это означало, что ему пришлось бы ехать сотни миль по зараженной медведями прерии одному, а на это он решиться не мог. Он заключил про себя, что как только доберется до города с железной дорогой, то тут же сядет в поезд, в каком бы направлении тот ни двигался.

Пи Ай тоже сильно беспокоился насчет медведей.

– Если еще попадется, давайте все сразу стрелять, – постоянно предлагал он остальным. – Я думаю, нас достаточно, чтобы свалить его, – обычно добавлял он. Но никого его слова не убеждали, так что никто и не утруждал себя ответом.