Джеймс Купер - Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе

— Среди тьмы и покоя прелестного вечернего затишья ничего не видно, — прошептал Дункан. — Как любовались бы мы картиной этого уединения в другое время, Кора! Представьте себе, что вы в совершенной безопасности, быть может…

— Слушайте! — прервала его Алиса.

Но ей незачем было останавливать майора: снова раздался тот же звук. По-видимому, он доносился с реки и, вырвавшись из узких, стеснявших ее утесов, колеблясь, прокатился по лесу и замер где-то далеко-далеко.

— Как можно назвать такой вопль? — спросил Соколиный Глаз, когда последний отзвук страшного вопля затерялся в лесной глуши. — Если кто-нибудь из вас понимает, в чем дело, пусть скажет. Я же считаю, что это нечто сверхъестественное.

— В таком случае, здесь найдется человек, который может разубедить вас, — сказал Дункан. — Эти вопли хорошо знакомы мне, так как я часто слыхал их на поле сражения при обстоятельствах, которые нередко встречаются в жизни солдата. Это крик лошади. Иногда боль вырывает этот звук из ее горла, а иногда ужас. Вероятно, мой конь сделался добычей хищных зверей или же он видит опасность, которую не в силах избежать. Я мог не узнать этих воплей, пока был в пещере, но на открытом воздухе не могу ошибиться.

Разведчик и его товарищи слушали это простое объяснение Дункана с интересом людей, которых новые понятия заставили отказаться от некоторых старых убеждений.

— У-у-ух, — произнесли могикане, когда истина стала им ясна.

Соколиный Глаз подумал немного и ответил:

— Я не могу отрицать справедливость ваших слов, потому что плохо знаю лошадей, хотя их здесь немало. Вероятно, на берегу вокруг них собрались волки, и теперь испуганные животные зовут на помощь человека, как умеют звать… Ункас, — на языке делаваров обратился он к молодому индейцу, — сойди-ка в пирогу и спустись по течению, швырни в стаю волков горящую головню, иначе страх сделает то, чего не в силах сделать волки, и мы останемся без лошадей. Между тем завтра нам нужно двигаться быстро.

Молодой туземец спустился уже к воде, чтобы исполнить приказание разведчика, когда на берегу реки раздался протяжный громкий вой, который скоро стал удаляться; казалось, охваченные внезапным ужасом, волки бросили свои жертвы.

Ункас поспешно вернулся обратно. И трое друзей снова стали совещаться.

— Мы напоминали собой охотников, потерявших указания звездного неба и несколько дней не видевших скрытого от них солнца, — сказал Соколиный Глаз, делая несколько шагов в сторону. — Теперь мы снова начинаем видеть приметы пути, и он, слава богу, очищен от многих препятствий. Сядьте-ка в тени берега, здесь темнее, чем в тени сосен. Говорите только шепотом, хотя, быть может, нам лучше и благоразумнее в течение некоторого времени беседовать только с собственными мыслями.

Стало ясно, что тревога Соколиного Глаза исчезла; теперь он был снова готов к борьбе. Было очевидно, что с открытием тайны, которой, его собственный опыт не мог объяснить ему, исчез его мгновенный страх и, хотя он ясно представлял, в каком положении они находятся, он был готов встретить любую опасность со всей отважностью своего мужественного характера. Его чувства, казалось, разделяли и туземцы. Они стояли на скале, с которой открывался вид на оба берега; в то же время сами они были скрыты от глаз врага. Хейворд и его спутницы нашли нужным последовать примеру своих благоразумных проводников. Дункан собрал большую груду веток сассафраса и положил ее в расселину, которая разделяла две пещеры. Кора и Алиса спрятались в эту расселину. Стены скал могли предохранить сестер от вражеских выстрелов; в то же время майор успокоил встревоженных девушек, сказав им, что никакая опасность не застигнет их врасплох. Сам Хейворд поместился недалеко от Коры и Алисы и мог разговаривать с ними вполголоса. Между тем Давид, подражая обитателям леса, спрятался между камнями так, что его неуклюжего тела не было видно.

Шли часы. Ничто не нарушало тишины и спокойствия ночи. Луна поднялась до зенита, и ее отвесные лучи освещали двух сестер, которые мирно спали, обняв друг друга. Дункан прикрыл сестер большой шалью Коры, тем самым спрятав от себя зрелище, которое он с такой любовью созерцал, потом опустил голову на обломок камня. Со стороны Давида неслись такие звуки храпа, которые в минуту бдения, конечно, возмутили бы его же собственный слух. Словом, кроме разведчика и могикан, всех победил сон, все утратили сознание действительности. Но бдительные стражи не знали ни сонливости, ни усталости. Неподвижные, как камни, они лежали, сливаясь с очертаниями утесов, беспрестанно окидывая взглядом темные ряды деревьев, которые окаймляли противоположный берег узкого потока. Ни один звук не ускользал от их слуха, и самый тщательный наблюдатель не мог бы сказать, дышат они или нет. Было очевидно, что такую осторожность породила долгая опытность и что самая тонкая хитрость врагов не могла бы обмануть ее. Однако все было спокойно. Наконец луна закатилась; над верхушками деревьев у излучины реки появилась розовая полоска и возвестила о наступлении нового дня.

Тогда Соколиный Глаз впервые пошевелился, пополз вдоль утеса и разбудил крепко спавшего Дункана.

— Пора в путь, — прошептал охотник. — Разбудите девушек и, когда я подведу пирогу к удобному месту, приготовьтесь спуститься к реке.

— А ночь прошла спокойно? — спросил Хейворд. — Меня сморил сон и помешал мне караулить.

— Да, и теперь все тихо, как было в полночь. Но тише! Молчите и торопитесь! — И разведчик пошел к пироге.

Окончательно проснувшись, Дункан приблизился к спящим девушкам и, откинув шаль, прикрывавшую их, сказал:

— Кора! Алиса! Проснитесь, пора в путь!

Кора подняла руку, точно отталкивая кого-то. Алиса же пролепетала своим нежным голоском:

— Нет-нет, дорогой отец, нас не покинули, с нами был Дункан!

— Да, Дункан здесь, — с волнением прошептал юноша, — и, пока он жив и пока грозит опасность, он тебя не покинет!.. Кора! Алиса! Вставайте! Пора в путь!

Вдруг Алиса пронзительно вскрикнула, а Кора вскочила и выпрямилась во весь рост. Не успел майор выговорить слова, как раздались такие страшные завывания, что даже у Дункана вся кровь прихлынула к сердцу. С минуту казалось, будто все демоны ада наполнили воздух, окружавший путешественников, и вились около них, изливая свою лютую злобу в диких криках. Ужасный вой несся со всех сторон.

Испуганным слушателям чудилось, что нестройные вопли раздавались в чаще леса, в пещерах подле водопадов, среди скал, неслись с русла реки, падали с небес. Под звуки этого адского шума и гама Давид выпрямился, зажал уши и вскрикнул:

— Откуда эта какофония? Может быть, разверзлись адские своды? Человек не решился бы издавать такие звуки!