Андрей Ветер - Хребет Мира

«Я просто схожу с ума. Пришло время уезжать отсюда», — решил Марсель, когда снега стали таять.

Язык Лисицы продолжала хворать, и её болезнь тревожила соплеменников. Лицо индеанки сделалось совершенно чёрным, руки постоянно содрогались, по телу рассыпались крупные капли пота. Ни палатка для потения, ни знахарские пляски и песни, ни отвары трав не привели к улучшению здоровья. Она скончалась в самом конце зимы. Сидящий Волк велел дочери взять на себя хлопоты с погребением, сам же отправился на несколько дней в горы, чтобы провести там время в глубоком посту и молитвах. Лесное Лекарство собственноручно зашила покойницу в шкуру бизона, испещрённую мелкими рисунками, и с помощью родственниц умершей водрузила тело на высокий помост. Погребальный настил был сделан из плотно связанных между собой ветвей деревьев, и на четырёх шестах, держащих его, Лесное Лекарство подвесила по одной отрубленной лошадиной голове. Последующие семь дней девушка оставляла у подножия помоста глиняную плошку с пищей и жгла пучки душистой травы.

Весной в стойбище Абсароков начали исполняться военные танцы. Абсароки редко отправлялись на войну всем племенем, такие случаи были исключительными. Дикарям не нужна была крупномасштабная война. Они уходили в рейд небольшими отрядами, чтобы украсть лошадей у соседнего племени или отомстить за кого-нибудь из погибших родственников. Организатор похода обычно получал видение и нередко знал заранее множество деталей предстоявшего рейда.

— Орёл кружил над горой, — неторопливо рассказывал Половина Луны, устроившись справа от Сидящего Волка, — а на горе стояли три высокие сосны. Я хорошо запомнил то место. Позади горы я разглядел деревню Полосатых Перьев, вернувшихся с охоты на бизонов. Их лошади были тяжело нагружены мясом и вымазаны свежей кровью. Мне навстречу выехал высокий воин с распущенными волосами. На каждой груди у него были видны белые отпечатки ладоней. На голове его сидело чучело ястреба с расправленными крыльями.

— Ты сразился с ним? Что поведало тебе видение? — Сидящий Волк повернул лицо к Большой Луне.

— Да, я поразил его копьём. Но я не знаю, что было дальше.

— Ты пришёл просить меня возглавить отряд. Ты поднёс мне табак, мы выкурили трубку, и ты подарил мне трёх прекрасных охотничьих лошадей. Я согласен вести этот отряд. — Сидящий Волк взглянул на Молчуна. — Что ты скажешь, Большое Крыло? Не хочешь ли ты присоединиться?

Марсель выдержал паузу, как было принято у Абсароков, чтобы придать особый вес своим словам, и ответил:

— Зимой ты сказал мне, что я беден, что у меня не осталось даже коня. Я с радостью отправлюсь с вами, чтобы мои друзья не вздумали считать меня неудачником. И запомни, что я захвачу самых опасных лошадей! — воскликнул белый человек, подразумевая, что он не станет угонять коней, свободно пасущихся в табуне, а отвяжет животных, которых хозяева ценили выше остальных и потому привязывали на ночь возле своего жилья.

Обычно военный отряд отправлялся в поход за лошадьми пешком. Когда руководитель отряда объявлял, что он заготовил себе мокасины, это служило знаком к началу приготовлений. Уходя пешком, воины как бы обрекали себя на удачный исход похода, ведь, не добыв себе лошадей во вражеском стане, они не сумели бы уйти от врага и погибли бы. Каждый из воинов брал с собой собаку, на которую навьючивал все необходимые для похода вещи, куда обязательно входила военная рубаха, новая обувь, маленький ковш и верёвка, предназначенная для пойманных лошадей.

Сидящий Волк собрал группу в пятнадцать человек и, когда все члены отряда прошли через положенный пост и обряд очищения, что заняло несколько дней, глубокой ночью они выступили в поход. Они шли в полном молчании, оставив за спиной уснувшую деревню. Первым шагал Сидящий Волк, и возле него слышалось частое дыхание крупного бурого пса. Следом двигались три человека, на головах которых лежали клыкастые волчьи маски с торчащими ушами, а серые волчьи шкуры свисали вдоль спины.

Отряд Абсароков сделал первую остановку перед самым рассветом, едва небосвод подал первые признаки утреннего света. Мужчины растянулись в траве и позволили себе вздремнуть. Разведчики же в волчьих нарядах пошли вперёд, чтобы убедиться в безопасности стоянки. Перед тем как продолжить дорогу, Сидящий Волк попросил воинов встать вокруг него, сам же повернулся к солнцу и сказал:

— Стоящий-Над-Нами, не отвернись от своих детей. Если мой отряд возвратится домой без потерь и со множеством лошадей, то я обязуюсь поставить священную палатку для очищения. Я также отрежу тебе пятнадцать лоскутов кожи с моей груди: по кусочку за каждого члена моего отряда…

На пятый день пути индейцы остановились, завидев двух своих следопытов, торопливо спускавшихся с холма и размахивающих над головами луками.

— Они обнаружили врага, — сказал Сидящий Волк. — Пришло время обратиться к Великому Духу, чтобы он не оставил нас. Но я не вижу третьего нашего разведчика. Где Половина Луны?

— Он остался на том холме, — тяжело дыша промолвил один из людей в волчьем обличье. — Он сказал, что на вершине холма растут три сосны, которые он видел во сне. Теперь он дожидается появления всадника, с которым ему положено сразиться.

— Сейчас мы окурим себя дымом священной душистой травы, — произнёс Сидящий Волк, — раскрасим себя соответствующим образом и подкрадёмся к лагерю Полосатых Перьев, чтобы изучить обстановку… Отгоните всех наших собак. Если не станут уходить, убейте их!

Сидящий Волк извлёк из сумки кожаный свёрток и достал из него небольшие косточки бизона, обвязанные косичкой полыни. Он поджёг косточки и раздал их воинам, после чего запалил полынь и первый умылся её дымом. Затем передал траву влево по кругу.

Марсель молча следил за приготовлениями Абсароков, не принимая участия в церемонии очищения дымом. За десять лет тесного общения с дикарями он так и не приобщился к их обрядам, равно как не молился и христианским святым угодникам. Он верил только в собственные силы, в неустанную бдительность и твёрдость духа. В трудные минуты он обращался с просьбой лишь к ружью, чтобы не дало осечки, да к лошади, чтобы не оступилась во время безумного бега.

Он встал во весь рост и потянулся. Где-то глубоко внутри привычно щекотало чувство возбуждённой нетерпеливости, всегда поднимавшее трепещущую голову перед разного рода рискованными предприятиями. Марсель принадлежал к породе людей, которые без оговорок отдавались размашистой, бешеной скачке жизни. Он не признавал никаких “если”, готов был принять любую боль, помня, что без неё не могла бы и блаженная радость ощущаться в полную силу. Стоя в пышных зарослях цветущего кустарника и ожидая неумолимо приближавшуюся опасность, он дышал легко и свободно. Мысли о Лесном Лекарстве, этой непонятной и совершенно не похожей на индейских женщин девушке, развеялись, как ночная тьма с приходом солнца. Его руки и ноги напряглись, приятно прокачивая бегущую по упругим мышцам силу. Он снова чувствовал себя в своей тарелке, его больше не одолевало томительное и унижающее желание упасть на колени перед Лесным Лекарством и просить её открыть перед ним женскую плоть. Нет, он хотел кричать от счастья, хотел бежать вперёд без промедления, чтобы схватиться с кем-нибудь мускулистым и повергнуть его, дабы доказать свою бесконечную силу.