Карл Май - Сатана и Искариот. Части первая и вторая

— А его отец, разыскавший мормона в кустарнике?

— Он также существует только в вашем воображении. Вы же только предполагаете, что это был Уэллер-старший!

— А присутствие индейского вождя?

— Оно может быть объяснено каким-то очень простым обстоятельством или случайностью.

— А моя встреча с вождем племени юма и белым, оружие которого помечено инициалами «Р» и «У»?

— Это нисколько меня не касается, совсем не касается. Есть тысячи фамилий, которые начинаются с буквы «У». Почему же тот человек непременно должен был быть Уэллером! Зачем вам вообще надо было вмешиваться в эту стычку? Дело вас совершенно не касалось. Благодарите Бога, что вы вышли из переделки целым и невредимым! Какой-то escritor не тот человек, кому пристало сражаться с индейцами. Это вы должны оставить нам, жителям этих диких краев, которые знают краснокожих и умеют обращаться с оружием!

Я полагал, что асьендеро незнакомо имя Олд Шеттерхэнда, а поэтому не упоминал его в своем рассказе. Теперь, когда меня высмеяли в лицо, мне также не пришло в голову ссылаться на мои прежние заслуги, потому что можно было поставить десять против одного, что и тогда он не окажет мне доверия, физически он был очень красивый человек, но духовно — серая посредственность, которой мои вполне логичные заключения казались фантазиями. Я увидел, что мне не удастся поколебать его веру в Мелтона, а правильность моих предположений может быть доказана не словами, а только событиями. Поэтому я отказался от попыток убедить его в своей правоте, повторив еще раз только лишь свою просьбу о сохранении этого разговора в тайне, на что он, снова со смехом, дал утвердительный ответ:

— Что до этого, то вам не следует беспокоиться, потому что я не имею желания выставлять себя в смешном виде. Сеньор Мелтон посчитал бы, что я сошел с ума, если бы повторил кому другому подобную глупость; он вынужден был бы предположить, что эдакая фантазия родилась в моей собственной голове. Значит, я буду обо всем молчать. А как обстоит дело с должностью бухгалтера? Мелтон в самом деле обещал ее вам?

— Да.

— Невероятно, просто невероятно! Он же знает столь же хорошо, как и я сам, что никакого бухгалтера мне не нужно.

— Он только намеревался завлечь меня сюда таким обещанием.

— Это еще зачем? Для чего вы здесь нужны?

— Я сам не знаю причины.

— Так вон оно что! У вас есть одни голословные утверждения, но нет никаких точных фактов. Я полагаю, что эта бухгалтерская должность тоже является плодом вашей фантазии.

— То есть вы, дон Тимотео, просто считаете меня сошедшим с ума!

— Ну, сумасшедшим я вас не считаю, но какое-то колесико крутится у вас в голове быстрее, чем нужно. Рекомендую вам обследоваться в какой-нибудь больнице; может быть, еще не поздно спасти весь механизм.

— Спасибо, дон Тимотео! Голова у одного работает быстрее, у другого медленнее, от этого могут возникать забавные ситуации, и кто-то может упрекнуть другого в излишней доле фантазии, а тот возразит упреком в умственной лени. От должности бухгалтера я отказываюсь. Вообще я не собирался претендовать на это место.

— Ваша уступчивость и деликатность меня радует, сеньор, потому что, раз уж вы заговорили об умственной лени, я признаюсь, что мы, возможно, не ужились бы друг с другом. Когда вы намерены уехать?

— Завтра утром, с вашего разрешения.

— Даю вам это разрешение уже сегодня, даже в этот самый момент.

— Это означает, что вы выставляете меня за ворота?

— Не только за ворота, но и за пределы моей асиенды.

— Дон Тимотео, это — жестокость, противоречащая всем местным обычаям!

— Мне очень жаль! Но в этом вы сами виноваты! Эта видимая жестокость на самом деле является только лишь необходимой мерой предосторожности, которая, может быть, покажет вам, что я все же не такой уж отсталый человек, за какого вы меня приняли. Вы предупредили меня о нападении индейцев, возникшем только в вашем воображении; оно бы произошло, и пожалуй, немедленно, если бы я оставил у себя вас и ваших спутников. Вы убили сына вождя индейцев-юма, и вождь, безусловно, преследует вас. Оставь я вас у себя, на мою голову свалилось бы все племя. Пожалуй, вы согласитесь с тем, что я должен от вас избавиться!

— Если вы полагаете, что действуете в соответствии со своими принципами, то я не стану возражать и вынужден буду удалиться.

— Кому принадлежит лошадь, на которой вы приехали?

— Мне ее дал в Лобосе Мелтон.

— Значит, она принадлежит мне, и вы должны будете оставить ее здесь. Раньше вы говорили, что ваши спутники только для того сюда приехали, чтобы купить при случае лошадей; я вынужден сказать им, что не смогу продать ни одной лошади. Я мог дать им лошадей и без денег, которых у индейцев скорее всего нет, потому что мимбренхо известны как честные люди и вернули бы мне этих животных или же переслали бы плату за них; но я не могу оказывать им помощь, потому что в этом случае юма станут моими врагами.

— Ваша предусмотрительность заслуживает только похвалы, дон Тимотео. Я хочу только еще спросить, как мне идти, чтобы побыстрее покинуть границы вашего владения?

— Что касается этого, я дам вам проводника, а то вы, вследствие своих буйных фантазий, легко можете сбиться с пути. Вы увидите, как я о вас позабочусь!

— Возможно, и мне придется когда-нибудь о вас позаботиться. Не могу быть ни перед кем в долгу.

— В данном случае — ничего не надо. Я отказываюсь от вашей благодарности, потому что на самом деле не знаю, чем бедняк, не владеющий даже лошадью, может помочь мне, богатому асьендеро.

Он хлопнул в ладоши, после чего быстро возник мажордом, который вынужден был дожидаться за дверью, подслушивая нашу беседу. Когда одутловатый «сеньор Адольфо» получил задание выставить нас за пределы имения и присмотреть при этом за тем, чтобы я оставил свою лошадь, мне делать в комнате стало нечего, а он поспешил за мной. Когда мы вышли из дома, он прямо перед дверью, оскалив зубы в улыбке, сказал мне хамским тоном:

— Стало быть, с tenedor de libros ничего не вышло! Значит, ты и есть тот, за кого я тебя принял — бро…

— А ты величайший болван, который мне когда-либо встречался, — прервал я его, — а для дружеского hablar de tu [59] Тыкать, быть на «ты» (исп.). ты еще должен получить разрешение. Вот оно!

И я влепил ему пощечину по левой щеке, так что он качнулся вправо, а потом по правой щеке, еще более мощную, так что он прямо-таки рухнул налево. Возможно, я не сделал бы этого, но я заметил, что асьендеро открыл окно, чтобы полюбоваться моим уходом. Во всяком случае, он слышал слова своего мажордома и должен был не только услышать, но и увидеть мой ответ. «Сеньор Адольфо» быстро вскочил на ноги, выхватил нож, который в этих краях каждый носит за поясом, и с ревом бросился на меня: