Карл Май - Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья

— Значит, подушная подать будет выплачиваться скотом. Но весной было мало дождей, а в результате засухи неизвестно сколько животных пало. Стада уменьшились, и многие состоятельные кочевники превратились в бедных людей, бедняки же и вовсе стали нищими. Люди живут только тем, что дают им животные, иначе они пойдут грабить; сейчас они бедствуют. Они питали надежду, что Мохаммед эс-Садок-паша простит им в этом году налог или, по меньшей мере, снизит его; с этой просьбой они даже выслали послов к нему, но паша ничего не сделал. Со своих уменьшившихся стад кочевники будут вынуждены заплатить полный налог, отчего впадут в еще большую нужду. Это-то и ожесточило их; поэтому они и взбунтовались. И вот приходим мы, чтобы силой взыскать с них долг. Я Убежден, что они заплатили бы налог, если бы не понесли столь ощутимые потери. Вы не придерживаетесь такого же мнения?

— Пока что я согласен с вами! — кивнул он.

— Они просто не могут заплатить налог, иначе попадут в еще большую нужду и поэтому станут воевать не на жизнь, а на смерть. Численно аяры превосходят наших воинов. Если они победят, мы будем посрамлены и вынуждены будем возвращаться с позором. Этого мы не должны допустить!

— Такой позор перенести невозможно — лучше уж погибнуть с оружием в руках.

— Совершенно верно: лучше умереть! Ну а теперь возьмем другой вариант — мы побеждаем. Тогда все племя аяров погружается в глубочайшую нищету; оно почти все вымрет от голода, а оставшихся добьют болезни, всегда приходящие вслед за голодом. Нужно ли нам это?

— Вряд ли. Но почему же племя не может перекочевать в те края, где на новых пастбищах скот может откормиться, нагулять мясо да жир?

— Вы полагаете, что аяры должны сменить места кочевий, отыскать свежие луга, чтобы их стада достигли прежнего обилия? Тогда они уйдут в Алжир или Триполитанию [46] Триполитания — область на побережье Средиземного моря вокруг города Триполи; в описываемое К. Маем время входила в состав Турецкой империи; ныне — провинция Ливии. , а стало быть, будут потеряны для паши, который уже не сможет получать с них налог — все из-за того, что он не согласился подождать один годик. Вы этого хотите?

— Нет, ни в коем случае!

— Итак, вы не желаете ни нашей победы, ни успеха аяров!

Он ответил не сразу; изумленный, он уставился на меня, задумался и, разумеется, понял мою правоту, потому что сказал смущенно:

— Не знаю, как и поступить. Может быть, вы со свойственной вам прозорливостью при объяснении причин происходящего поможете мне?

— Да, могу дать вам совет; я знаю средство, которое поможет аярам заплатить налог, не причинив им большого ущерба. Вы соберете его с аюнов.

— С аюнов? Каким образом?

— Мне известно, что аюны намного богаче аяров; они перенесут сбор налога куда легче. Когда я взял в плен их предводителя и тринадцать его спутников, я преследовал двойную цель; во-первых, я хотел наказать их за убийство, а во-вторых, я получил в руки козыри, которые мы сможем разыграть против аяров. Теперь мы сможем снизить величину причитающегося с аяров налога, а значит, примирить их с пашой, не сделав ни единого выстрела.

— Это бы все посчитали за чудо.

— Подумайте о том, что между аярами и аюнами действуют законы кровной мести. Нетрудно установить, сколько убийств совершили аюны; за это они должны заплатить цену крови. В наших силах заставить их сделать это, потому что шейх племени находится у нас в плену.

При этих словах Крюгер-бей подпрыгнул, несмотря на свой возраст и высокое положение.

— Да вознаградит вас Аллах за такую ценную мысль и за тот несравненный ум, который был нужен для того, чтобы до нее додуматься! А вы, оказывается, можете быть очень полезным человеком! Дарю вам свою дружбу! Она еще пригодится когда-нибудь.

Он пожал мне руку, а я спросил его:

— Теперь вы не будете осуждать меня за то, что я взял в плен шейха?

— Ни за что!

— Тогда прошу показать его вашим людям. Надо допросить его по поводу убийства старика, жестокости, проявленной к женщине и ребенку. А у меня к нему одно личное дельце.

— Что за дельце?

— Он несколько раз оскорбил меня, назвав собакой, а я пообещал наказать его за это. Ему полагается порка.

— Порка? А знаете ли вы, что свободный бедуин смывает побои кровью? Вас будет ждать его месть, чудовищная месть!

— Конечно, знаю; я знаю все, что вы хотите сказать. Но наказан он должен быть не только за оскорбления, но еще и за злость, за бесчувственность, проявившиеся в дьявольски ужасном обхождении с беззащитной женщиной и ее бедным ребенком. Кровная месть меня не касается; он убил старика, но я не призван быть его судьей; зато я видел слепого ребенка, лежавшего возле головы своей матери, торчавшей из земли и взывавшей о помощи; я видел грифов, слетевшихся к этому месту и готовых растерзать мать и ребенка. Это проявление жестокости изымается из обычая кровной мести, и шейх именно за нее должен получить наказание.

— И тем не менее я не могу не выразить сомнений в ваших полномочиях!

— Скажите, чего вы хотите? Мои христианские чувства возмущены подобной бесчеловечностью. Вы тоже были христианином, и я знаю, что в душе остаетесь им, хотя, к сожалению, носите мусульманский наряд. Вы только предупредили меня о последствиях, которые мне не страшны, а в глубине своего сердца считаете меня правым. Повторяю свою просьбу: позовите своих солдат! Я пообещал, что он будет наказан еще до вечерней молитвы, а свои обещания я привык исполнять. Если вы не согласитесь, я сам отлуплю его!

— Если вы твердо решили выполнить свое обещание, перед моими глазами или за моей спиной, то пусть уж, вам в угоду, наказание совершится здесь.

Дав свое согласие в такой исключительно ясной форме, Крюгер-бей распорядился привести к нему пленных. Он уселся перед отведенной для него палаткой; я должен был занять место по одну сторону от него, Виннету и Эмери — по другую.

Судя по способу, каким он пользовался своим родным языком, точнее, использовал его, чиновник вовсе не мог вершить суд; все его поведение определяли сложившиеся обстоятельства.

Когда солдаты услышали, что господин ратей желает поговорить с пленниками, они сошлись поглазеть. Офицеры образовали вокруг нас широкий полукруг. Привели шейха аюнов с его людьми. Он знал Крюгер-бея и поприветствовал его, но — только легким кивком головы. Свободный бедуин смотрит свысока на чиновника, выполняющего приказы своего начальства или солдата паши. Но здесь он ошибся; Крюгер-бей заорал на пленника по-арабски:

— Кто ты такой?

— Ты же меня знаешь! — дерзко ответил шейх.

— Мне тоже показалось, что я тебя знаю, но твое высокомерное приветствие дало мне повод усомниться, не ошибся ли я. Возможно, ты его светлость великий султан из Стамбула, нынешний предводитель всех правоверных?